Утренний туман ещё не рассеялся, а у входа в районную поликлинику уже толпились люди в осенних пальто. Мария Поспелова, двадцативосьмилетний участковый терапевт, привычно ускорила шаг: к восьми нужно было открыть кабинет, забрать карты, налить воду в старый кулер. Сквозь стеклянную дверь она уловила гул разговоров — никто не кричал, но напряжение чувствовалось даже из-за стекла.
Когда-то здесь работали восемь терапевтов, сегодня осталось четверо. Двое перешли в частные клиники, одна уехала на повышение в областной центр, ещё одного направили на длительное обучение. На стенде отдел кадров развесил объявление о вакансиях, но отклика не было уже месяц. Россия по слухам недосчиталась двадцати трёх тысяч врачей первичного звена, и этот коридор казался маленькой моделью всей проблемы.
Мария сняла пальто в крохотной ординаторской. Под потолком потрескивала лампа дневного света, оставляя на потолке бледные полосы. Она проверила расписание: вместо тридцати приёмов на сегодня стояли сорок четыре. Ночные звонки диспетчера, просьбы «впихнуть» ещё пару талонов — всё слилось в одну длинную смену. Девятнадцать минут на пациента, если не пить воду и не ходить в туалет. В голове мелькнула простая арифметика: даже при идеальном темпе уйдёт девять часов непрерывной работы.
Первый пациент, женщина с бронхиальной астмой, нервно теребила шарф. Её электронная запись слетела, и она пришла «живой» очередью, опасаясь нового приступа. Мария выписала ингалятор по льготному рецепту, успокоила её, но за дверью уже слышались недовольные голоса. Ситуация повторялась каждое утро: толчок, вопрос «кто последний», спор, раздражение. Люди читали в новостях про планы Минздрава сократить дефицит к следующему году, но им нужно было лечиться сегодня.
К полудню очередь заполнила всю лестничную площадку. В гардеробе закончились номерки, пациенты ставили обувь под скамейки, чтобы не стоять целый день в сапогах. Невысокий мужчина с гипертонией спросил девушку-регистраторшу, почему талон дают только на три недели вперёд. Девушка пожала плечами и кивнула в сторону терапевтов: «График переполнен». Мария услышала ответ сквозь приоткрытую дверь и почувствовала, как по спине покатился холодный пот. Слишком много людей, слишком мало рук.
После короткого обеда — бутерброд, яблоко, три глотка крепкого чая — Мария решилась на первый шаг. Вместе со старшей медсестрой они расчертили новое расписание: утренние часы строго по предварительной записи, вечером — очередь для острых случаев. Бумагу вывесили возле регистратуры до конца смены. Она вернулась к приёму, надеясь, что изменения хоть частично разгрузят поток. Но уже через час охранник принёс листок обратно: кто-то сорвал его, приписав красной ручкой «Так вы от нас окончательно избавляетесь?».
Вечером, закрывая шкаф с препаратами, Мария поймала себя на мысли, что улыбается пациентам автоматически. Первый симптом выгорания — маска доброжелательности, под которой прячется пустота. В ординаторской остальные трое терапевтов спорили, должно ли руководство оплачивать сверхурочные. Мария слушала отрывистые реплики и представляла, как утром к дверям снова потянутся люди в шарфах и фетровых шляпах. Она легла спать в одиннадцать, но уснула только к двум.
Следующий понедельник выдался морозным. На окнах поликлиники выступил тонкий иней, а в коридоре засвистел сквозняк. Люди плотнее заворачивались в шарфы и шагали на месте, чтобы не мёрзнуть. В девять утра регистратура перестала отвечать на внутренний телефон: его просто не слышали под шквалом вопросов. Мария пыталась придерживаться нового расписания, хотя формально оно ещё не было принято, и каждый третий пациент требовал объяснений.
К одиннадцати ожидание достигло точки кипения. Старушка в пуховой косынке упёрлась в дверной косяк кабинета: «Я сюда на трамвае приехала в шесть, а молодые ещё не родились, когда я уже в очереди стояла». За ней мужчина с зажимом для трости на бедре тяжело опёрся на костыль и возмутился, что ветеранам положен приём вне очереди. Слова накладывались, превращаясь в гул, — регистраторша закрыла окошко, а охранник пытался успокоить череду обвинений.
Мария вышла из кабинета в халате. — Секунду внимания, — попросила она, поднимая ладонь. — У меня предложение: сейчас принимаю только острых, остальных записываем на конкретное время после обеда, чтобы вы не ждали зря. Люди посмотрели на неё настороженно. Кто-то пробурчал, что «запись была, да сплыла», кто-то пожаловался, что до дома далеко. Но несколько человек согласились разойтись, и напряжение немного спало. Мария почувствовала горечь: без согласия администрации эта импровизация долго не продержится.
Через час её вызвали к главврачу. Одежду скинула на спинку стула, шагая по коридору в заботливо выданных бахилах. Кабинет находился на втором этаже, дверь заклеена бумажкой «Собрание». Внутри сидели главный врач, заместитель по лечебной части и начальник регистратуры. На столе между ними лежал талонный журнал, изогнутый дугой от закладок. Зам по лечебной части начал без прелюдий: — Пациенты написали коллективную претензию. Семь подписей. Они считают, что терапевты саботируют работу.
Мария почувствовала, как уши загорелись. — Мы физически не справляемся, — ответила она. — Четыреста два приёма в неделю на четверых. Это не безопасность и не качество. У нас два выхода: либо штамповать рецепты без осмотра, либо изменить организацию. Я предлагаю объединить пациентов в группы взаимопомощи. Молодые помогут пожилым записываться через интернет, а мы освободим один час в день для срочных случаев. Плюс чёткое правило: если пациент не пришёл к своему времени, талон переходит дальше. Молчание длилось несколько секунд.
Главврач откинулся в кресле. — Люди жалуются, что раньше было проще: очередь живая, и всё. — Раньше нас было вдвое больше, — перебила Мария, впервые повысив голос. — Сейчас кадровая яма не только у нас. В стране двадцать тысяч незакрытых ставок. Если ничего не менять, завтра будет очередная претензия, а послезавтра — скорая прямо к нам в коридор.
Разговор закончился неожиданно. Главврач кивнул: — Хорошо, введите пилот на вашем участке, отчёт через две недели. Только сразу предупреди своих людей: первый же срыв — и ты возвращаешься к старому графику. Мария вышла из кабинета, и в этот момент за окном закружились первые влажные хлопья снега. Теперь пути назад уже не было.
Назначение пилотной программы принесло небольшие, но заметные изменения. Теперь в коридорах поликлиники было меньше людей, которые вынуждены были ждать целый день в надежде попасть на приём. Возле дверей кабинетов ещё встречалась короткая очередь, в основном из тех, кто пришёл с острыми случаями без записи.
Кабинеты в поликлинике стали работать более организованно. Мария встретила своего первого пациента на новых условиях — это была пожилая женщина, заранее записавшаяся при помощи молодого соседа. Он тоже был пациентом Марии и с удовольствием согласился помогать: «Главное — объяснить старшим, как всё работает, и не спешить». Его энтузиазм заражал, и Мария заметила, как потихоньку сформировалась небольшая группа волонтёров, готовых помогать с записями и даже сопровождением пожилых до кабинета.
Несмотря на это, нагрузка на медперсонал оставалась высокой. Если ежедневное количество приёмов и снизилось, то ощущение, что дела не стало меньше, всё равно сохранялось. Мария всё ещё часто задерживалась на работе, составляя отчёты по пилотному проекту и размышляя, как улучшить организацию приёма. Её беспокоило, что администрация быстро потеряет интерес, едва возникнут первые проблемы.
Но вот приехала делегация из районной больницы, чтобы оценить, как действует новая система. Мария нервничала, показывая им изменения: запись по талонам, сокращение очередей, группы волонтёров. Репрезентативное представление, без излишней формальности, помогло раскрыть суть улучшений. К счастью, вся делегация оценила стремление коллектива поликлиники пусть и не решить проблему кардинально, но направить её в русло, которое позволит снять остроту.
Мария задумалась о том, как мало изменилось для неё самой. Работа по-прежнему требовала всего внимания, и вечерами ей едва хватало сил, чтобы добраться до дома. Впрочем, теперь, когда делегация отметила успехи, у неё появилось хоть какое-то чувство удовлетворённости. Администрация дала понять, что проект будет поддержан, и это уже был немалый шаг вперёд.
При входе в поликлинику на стенах появились новые объявления: информация о записях, контактные данные волонтёров, новости о возможностях для пациентов. В приёмной царила немного оживлённая, но всё же более спокойная атмосфера. Мария обратила внимание, как пациенты начали благодарить друг друга, помогая ориентироваться в изменившемся порядке.
В конце концов Мария понимала, что это не отменяет постоянной усталости, но хотя бы даёт чуть больше уверенности в том, что усилия не проходят напрасно. Каждое «спасибо» от пациентов добавляло сил, даже если эти слова звучали немного печально.
Как-то вечером, за занавешенными окнами стемнело, и свет от фонарей, падающий на снег, создавал уютное освещение внутри поликлиники. Люди собирали свои вещи и натягивали шапки и перчатки, выходя в ночь. Мария закрыла кабинет чуть раньше обычного и отправилась в ординаторскую.
Оказавшись дома, она ещё долго ворочалась в постели, размышляя обо всём. Возможно, она тоже привыкает к новому порядку и уже строила планы, как сделать его ещё лучше. Цена была высокой — всегда быть на привязи у расписания, но теперь у неё появилась пусть и маленькая, но команда людей, разделяющих её стремления.
На следующее утро она снова проснулась с мыслью, что её работа наконец приносит реальные изменения. Пусть это не была революция, но кто сказал, что мелкие шаги не ведут к большому пути? И даже усталость, хотя и продолжала подтачивать силы, уже не казалась столь безысходной. Мария позволила себе маленькую улыбку, заваривая свежий чай. Сегодня был ещё один день, когда многое будет лучше, чем вчера.
Поддержите наших авторов в Дзене
Если история отозвалась — поставьте лайк и оставьте пару тёплых слов в комментариях, делитесь рассказом с друзьями. Финансово помочь нашей команде авторов можно через кнопку «Поддержать», даже 50 ₽ — ценная поддержка. Благодарим всех, кто нам помогает! Поддержать ❤️.