Автобус всё не показывался, а ветер с реки бил в лицо, пробирался под воротник. Пётр Сергеевич переступил с ноги на ногу, пощупал в кармане проездной и снова поднял глаза к дороге. По расписанию автобус уже должен был быть, но на табло мигало только время и бегущая строка с рекламой. Люди вокруг прятали носы в шарфы, кто-то ругался, кто-то молча смотрел в телефоны.
Он стоял чуть в стороне от остановочного павильона, чтобы не слушать, как за его спиной громко обсуждают цены и политику. Пальцы под перчатками ныло, поясницу ломило. С утра он отвёз внука в садик, зашёл в поликлинику за рецептами, теперь вот ехал в магазин, где иногда подрабатывал на складе. Не для денег, скорее чтобы не киснуть дома. Пенсии хватало, но пустые дни давили сильнее, чем нехватка рублей.
Когда-то он приходил на завод к семи утра и уходил затемно. Бригадир участка механической обработки, ответственный за станки, за людей, за план. Тогда казалось, что без него весь цех встанет. Теперь цеха не было, на месте заводских корпусов строили торговый центр с яркой вывеской. Его никто ни о чём не спрашивал, не звонил, не звал на собрания. На юбилей завода приглашали в последний раз лет десять назад, потом и завод, и юбилеи закончились.
Пётр Сергеевич поймал себя на том, что снова перебирает в памяти все эти «раньше». Как будто по кругу ходит по одному и тому же коридору. Он поморщился, попытался переключиться и стал читать объявления, наклеенные на стекло остановки. Курсы английского, ремонт стиральных машин, грузчики. Где-то среди них, наверное, могла бы висеть и его фамилия, если бы он решился давать частные уроки по токарному делу. Но кому это надо сейчас, когда всё на ЧПУ, на компьютерах.
Сзади хлопнула дверь павильона, кто-то вышел и встал рядом, тяжело выдохнув. Пахнуло холодным воздухом и чем-то аптечным.
— Простите, не подскажете, тридцать второй уже проходил? — спросил мужской голос, чуть хриплый.
Пётр Сергеевич повернул голову. Перед ним стоял высокий мужчина лет тридцати пяти, в тёмной куртке, с шапкой, стянутой на лоб. Щёки обветренные, под глазами лёгкие тени, на плече — чёрная сумка через грудь. Он улыбнулся виновато, показав щербинку между передними зубами.
— Не видел, — ответил Пётр Сергеевич. — Я минут двадцать как стою, всё мимо.
— Понятно, — мужчина снова выдохнул, посмотрел вдоль дороги. — Как всегда.
Он поёрзал, будто хотел уйти обратно под крышу, но остался рядом. Пётр Сергеевич уже собирался отвернуться, как заметил на его сумке маленький металлический значок в форме резца. Такими награждали на заводе за рационализаторские предложения. Мелькнуло знакомое ощущение, словно где-то на краю сознания шевельнулось имя.
— Извините, а вы… — начал мужчина, прищурившись. — Вы случайно не на заводе работали? На механике?
Пётр Сергеевич чуть выпрямился.
— Работал. Давно уже, — сказал он и посмотрел внимательнее на лицо собеседника, на его глаза, светлые, внимательные. — А ты откуда знаешь?
Мужчина коротко рассмеялся.
— Я у вас учился, — сказал он. — В ПТУ. Практика на вашем участке. Девяносто восьмой год. Группа М-3. Я тогда ещё… — он замялся, — мелкий был, вечно в кепке ходил. Сашка меня звали.
Имя встало на место, как деталь в паз. Пётр Сергеевич увидел перед собой не этого высокого мужчину, а худого паренька в поношенной куртке, с торчащими ушами и той же щербинкой между зубами. Парень стоял у станка, зажимая резец не тем углом, и упрямо делал по-своему.
— Сашка… Климов? — осторожно спросил он.
— Да, — лицо мужчины расплылось в широкой улыбке. — Я думал, вы меня не вспомните.
— Вспомнил, — медленно сказал Пётр Сергеевич. — Ты тогда ещё три раза подряд резец сломал. Я на тебя орал, как ненормальный.
Саша засмеялся, откинув голову.
— Было дело. Вы ещё сказали, что из меня толкового токаря не выйдет, если я буду думать только о том, как быстрее уйти на перекур.
Пётр Сергеевич почувствовал, как к лицу приливает кровь. Мало ли чего он тогда наговорил пацанам, когда нервничал из-за плана, из-за проверок. Слова слетали с языка сами, он не считал их чем-то важным. А вот теперь стоял тут, на ветру, и вдруг стало стыдно за каждую резкую фразу.
— Ну, — пробормотал он, — мало ли что я там говорил.
Саша покачал головой.
— А зря вы так, — он чуть понизил голос. — Это у меня в ушах до сих пор стоит. Я тогда после ваших слов первый раз сам остался после смены, чтобы разобраться, почему у меня резцы летят. Вы уже уходили, помните? Я там один возился, а вы вернулись.
Картина всплыла неожиданно чётко. Шум цеха, жёлтый свет ламп, запах охлаждающей эмульсии, мокрый от стружки пол. В раздевалке уже хлопали дверцы шкафчиков, а он, Пётр Сергеевич, вернулся за забытым портфелем. И увидел у станка этого Сашку, который, сжав губы, пытался настроить подачу.
— Ну, вернулся, — медленно сказал Пётр Сергеевич. — Показал тебе, как подачу выставлять. Что тут такого.
Саша посмотрел на него так, будто не верил, что это можно назвать «что такого».
— Вы не просто показали, — сказал он. — Вы со мной час стояли. До самого отключения света. Помните, как мастер смены зашёл, начал ворчать, чего мы тут засиделись. А вы ему: «Пусть парень поймёт, что делает. Иначе всё равно потом к нам придёт с браком». — Саша улыбнулся. — Я тогда впервые почувствовал, что кому-то не всё равно, получится у меня или нет.
Пётр Сергеевич пожал плечами, хотя внутри что-то дрогнуло.
— Работа моя такая была, — сказал он. — Если бы ты детали портил, с меня бы спросили.
— Может, — Саша кивнул. — Но вы же могли просто отругать и выгнать. Как другие делали.
Он перевёл взгляд на дорогу.
— Я потом из-за того вечера в ПТУ не ушёл, — добавил он будто между делом.
— В смысле? — не понял Пётр Сергеевич.
— Да я уже собрался бросать, — пояснил Саша. — Думал, пойду куда-нибудь грузчиком. Учёба не шла, дома ругань, денег нет. А после того, как вы со мной остались, я подумал, что, может, не совсем безнадёжный. Дотянул до диплома, потом на завод. Вы уже тогда в другой цех перешли, мы почти не пересекались.
Ветер ударил сильнее, поднял с земли бумажку, закружил её у ног. Пётр Сергеевич смотрел на Сашу и пытался совместить в голове два образа: мальчишку у станка и этого взрослого мужчину, который стоит сейчас рядом и говорит спокойным, уверенным голосом.
— Ты на заводе до конца работал? — спросил он.
— До закрытия, — ответил Саша. — Потом в частную контору ушёл. Мы сейчас детали для медицинской техники делаем. Маленькая фирма, но стабильная. Я там начальник участка.
Он как-то неловко усмехнулся, будто извиняясь за это «начальник».
— Ребята молодые, — добавил он. — Компьютеры, чертежи в цифре. А я им всё равно руками показываю. Как вы нам. Они сначала смеются, а потом понимают, что руками быстрее.
Где-то вдалеке показался автобус, но оказался не их номер. Люди на остановке дружно вздохнули и снова уткнулись в телефоны. Пётр Сергеевич почувствовал, как в груди растекается странное тепло, перемешанное с лёгкой грустью.
— Значит, не зря учились, — сказал он.
— Очень не зря, — серьёзно ответил Саша. — Я, если честно, давно хотел вас найти. Мы как-то вспоминали вас с ребятами. Я даже в интернете набирал вашу фамилию, но там только старые приказы, да и всё.
— Какой из меня интернет, — усмехнулся Пётр Сергеевич. — У меня телефон кнопочный. Внук смеётся.
— У меня у отца такой же, — сказал Саша. — Он тоже ворчит, но менять не хочет.
Они замолчали. Ветер чуть стих, кто-то позади чихнул. Пётр Сергеевич прислушался к себе. Обида, что копилась в нём в последние годы, как будто отступила на шаг. Оказалось, что где-то там, за чередой смен, нарядов и отчётов, остались люди, которым было важно, что он делал.
— А вы сейчас где? — спросил Саша. — Работаете?
— На пенсии я, — ответил Пётр Сергеевич. — Иногда на складе помогаю, в магазине стройматериалов. Там недалеко, на следующей остановке. Тяжёлое уже не дают, в основном по бумажкам.
— Это хорошо, что не тяжёлое, — кивнул Саша. — Спина целее будет.
Он помолчал, потом вдруг сказал:
— Если у вас время есть… Может, кофе где-нибудь выпьем? Тут за углом кафе нормальное. Я как раз на встречу опаздываю, но, думаю, мне простят.
Пётр Сергеевич машинально посмотрел на часы. До его смены на складе оставалось ещё полтора часа. Можно было спокойно доехать и без спешки переодеться.
— Время есть, — сказал он. — Поехали.
Автобус подкатил через несколько минут. Они зашли, протиснулись к середине салона. Саша протянул руку к валидатору, потом обернулся:
— Я за вас оплачу.
— Не надо, — отмахнулся Пётр Сергеевич, но Саша уже приложил свою карту.
— Считайте, что это проценты, — сказал он вполголоса.
В автобусе было тесно, пахло резиной и духами. Пётр Сергеевич держался за поручень и смотрел в окно, где мелькали знакомые улицы. Когда-то по этим же маршрутам ездили его ученики на практику, шумной толпой, с чертёжными тубусами под мышкой. Теперь вокруг были другие лица, другие голоса.
Кафе оказалось небольшим, с большими окнами на перекрёсток. Внутри было тепло, тихо играла музыка. Они сели у окна, сняли куртки. Саша заказал два американо и пирожные.
— Я сладкое ем, когда нервничаю, — пояснил он. — Сейчас как-то… волнительно.
— Чего волноваться, — буркнул Пётр Сергеевич, но почувствовал, что и сам немного напряжён. Встретить ученика через двадцать с лишним лет — это всё равно что заглянуть в старый журнал учёта и увидеть, что там кто-то дописал новые строки.
— Рассказывайте, — сказал Саша, когда официантка ушла. — Как вы вообще на завод попали? Я только куски из разговоров помню.
Пётр Сергеевич пожал плечами.
— Как все. После армии — в училище, потом на участок. Сначала сам у станка, потом мастером сделали. И так до пенсии. Ничего особенного.
— Не верю, — покачал головой Саша. — У вас всегда было ощущение, что вы всё знаете.
— Это видимость, — усмехнулся Пётр Сергеевич. — Я тоже вначале резцы ломал. И ещё как. Просто у нас тогда спрос другой был. Ошибёшься — деталь в брак, план не выполнен. Начальство сверху, бригадир снизу. Вот и приходилось делать вид, что всё под контролем.
Он попробовал кофе. Горечь приятно обожгла язык. Пирожное показалось слишком сладким, но он всё равно откусил кусочек. Внутри было варенье, напоминающее детство.
— А вы своих ребят помните? — спросил он. — Ну, тех, что потом на завод пришли.
— Кое-кого, — кивнул Саша. — С Колькой мы до сих пор общаемся, он сейчас вахтами в Сибири. Женя в Германию уехал, там на станках работает. У нас вообще полгруппы по миру разъехалось. Но все, кто остался в профессии, вас вспоминают.
Пётр Сергеевич удивлённо поднял брови.
— С чего бы это?
— Вы нас в цех людей приводили, — сказал Саша. — Не только детали. Помните, как вы заставили нас идти к старому фрезеровщику, у которого руки тряслись?
— К Андрею Петровичу? — уточнил Пётр Сергеевич. — Ну да. У него глаз был, как у микрометра. Он по звуку мог сказать, когда подшипник помирает.
— Вот, — кивнул Саша. — Вы тогда сказали: «Учитесь у него, пока он здесь. Книги подождут». Я потом много раз вспоминал. Когда у нас старые спецы уходили, я старался их ребятам показать. Чтобы не потерялось.
Он усмехнулся.
— Я вообще часто ловлю себя на том, что говорю вашим тоном, — признался он. — Особенно когда ругаюсь.
— Не надо моим тоном, — поморщился Пётр Сергеевич. — Я тогда… резкий был. Сейчас сам вспоминаю и думаю, как вы меня терпели.
— А мы знали, что вы за нас переживаете, — спокойно ответил Саша. — Это чувствовалось. Вы же не просто орали. Вы потом подходили, объясняли. Я до сих пор помню, как вы мне руку поправляли на подаче. У меня тогда отец в больнице лежал, я весь на нервах был. А вы ничего не спрашивали, просто стояли рядом и говорили: «Спокойно. Не спеши. Деталь тебя никуда не гонит». Это мне потом в жизни много раз помогло.
Пётр Сергеевич отвёл взгляд к окну. За стеклом люди спешили по своим делам, машины останавливались на светофоре. Он пытался вспомнить тот день с отцом Саши, но память упрямо молчала. Для него это был один из сотен дней, когда он поправлял чью-то руку, подачу, угол заточки.
— Я не знал, что у тебя отец болел, — тихо сказал он.
— Да я никому не говорил, — отмахнулся Саша. — Стыдно было. Он тогда с завода ушёл, долго без работы сидел, потом здоровье совсем сдало. Но не в этом дело. Просто вы были первым взрослым, который не стал меня ни жалеть, ни добивать. Вы со мной обращались как с нормальным человеком. Это… сильно.
Он замолчал, делая вид, что сосредоточен на пирожном. Пётр Сергеевич почувствовал, как в горле что-то сжалось. Он вспомнил, как сам в молодости искал хоть одного старшего, который бы не кричал и не отмахивался. Вспомнил, как старый наладчик однажды сказал ему: «Не бойся станка, бойся своей лени». Тогда это тоже показалось простыми словами, а потом оказалось, что они остались на всю жизнь.
— Значит, я не зря вас гонял, — попытался он перевести разговор в шутку.
— Очень не зря, — серьёзно повторил Саша. — У меня сейчас на участке двенадцать человек. Из них трое пацанов после колледжа. Я на них смотрю и понимаю, что если их сейчас отпустить, они уйдут в доставку еды или на склад. Там проще. А если чуть-чуть поднажать, поддержать, показать, что они что-то могут, то через пару лет они уже сами будут учить других. И я иногда думаю: а откуда у меня это понимание. И вспоминаю вас.
Он улыбнулся, но в глазах блеснуло что-то тёплое.
— Вы же тогда могли меня отчислить, — добавил он. — Помните, как я прогулял неделю практики, потому что подрабатывал на рынке? Мастер ПТУ уже всё, документы готовил. А вы сказали, что дадите мне второй шанс.
Память снова подбросила картинку. Кабинет мастера, потёртый стол, запах табака. Сидит этот Сашка, упрямо молчит, глаза в пол. Мастер, красный от злости, говорит, что таких надо выметать. А он, Пётр Сергеевич, вдруг слышит, как сам говорит: «Давайте не будем торопиться. Поставим ему отработку. Если ещё раз сорвётся — тогда хоть сам его за шкирку выведу». И действительно потом гонял этого паренька на субботники, на дополнительные смены.
— Вспомнил, — сказал он. — Ты ещё на меня злился.
— Конечно, — усмехнулся Саша. — Я тогда думал, что вы просто вредный. А потом понял, что если бы вы тогда не вмешались, я бы ушёл. И неизвестно, где бы сейчас был.
Он допил кофе, отставил чашку и посмотрел на Петра Сергеевича прямо.
— Я давно хотел вам это сказать, — произнёс он. — Спасибо. Не за то, что вы меня спасли, нет. Я сам свою жизнь живу. Но за то, что вы тогда сделали свою работу честно. Это, как оказалось, очень много.
Слова повисли между ними, простые, без пафоса. Пётр Сергеевич почувствовал, как внутри что-то мягко щёлкнуло, словно в старом станке провернули смазанный винт. Он вдруг ясно увидел всю свою жизнь не как ряд смен и отчётов, а как цепочку людей, которые через него прошли. Кто-то ушёл, кто-то остался. Кто-то, может быть, вспоминает его недобрым словом, но вот сидит перед ним человек, у которого в глазах — благодарность.
— Ладно, — сказал он, чтобы не дать себе раскиснуть. — Сколько я тебе должен за кофе?
— Нисколько, — отмахнулся Саша. — Это я вам должен. И не только за кофе.
Они ещё немного посидели, обсуждая мелочи. Вспоминали старые станки, как их списывали, как вместо цеха поставили забор. Саша рассказывал про свой участок, про то, как молодёжь боится ответственности. Пётр Сергеевич слушал и ловил себя на том, что снова даёт советы: как распределять смены, как не давить, а требовать.
Когда они вышли из кафе, снег начал сыпаться мелкой крупкой. Дорога блестела, люди шли быстрее, пряча лица. До склада было минут десять пешком, но Пётр Сергеевич не торопился.
— Я вас провожу, — предложил Саша. — Всё равно в ту сторону.
Они шли рядом, иногда притормаживая у переходов. Саша рассказывал про сына, который любит конструировать из пластика, но терпеть не может математику. Пётр Сергеевич кивал, вспоминая своего внука с его бесконечными мультиками на планшете.
— Приводи его ко мне как-нибудь, — неожиданно для самого себя сказал он. — Я ему покажу, как резец точить. На кухне, на старом точиле. Пусть посмотрит, что такое железо. Если захочет, конечно.
Саша улыбнулся.
— Обязательно, — сказал он. — Только вы мне адрес напишите.
У входа в строительный магазин они остановились. Большая вывеска, стеклянные двери, тележки для покупателей. Пётр Сергеевич всегда чувствовал себя здесь немного чужим, как будто попал в другой мир, где всё яркое, но временное.
— Ну, вот я и на работе, — сказал он. — Дальше тебе, наверное, не по пути.
— Да, мне в другую сторону, — кивнул Саша. — Но я… — он замялся, — я могу вам иногда звонить? Ну, если вы не против. Просто так, поговорить. Или если у меня с пацанами на участке вопросы будут.
— Звони, — сказал Пётр Сергеевич, сам удивляясь, как легко это звучит. — Только по вечерам лучше не надо, внук мультики смотрит, телевизор орёт.
Они обменялись номерами. Саша записал его как «Пётр Сергеевич завод», показал экран, будто боялся ошибиться.
— Всё правильно, — кивнул Пётр Сергеевич.
Они пожали друг другу руки. Рукопожатие у Саши было крепким, тёплым. На секунду Пётр Сергеевич почувствовал себя не стариком у входа в магазин, а мастером, который выпускает из цеха своего парня на самостоятельную смену.
— Спасибо вам ещё раз, — сказал Саша. — За всё.
— Иди уже, — махнул рукой Пётр Сергеевич. — Опоздаешь на свою встречу.
Саша развернулся и пошёл по тротуару, слегка сутулясь от ветра. Через несколько шагов он оглянулся, поднял руку. Пётр Сергеевич ответил тем же жестом. Потом стоял и смотрел ему вслед, пока тот не свернул за угол.
Внутри было тихо. Ни обиды, ни привычной тяжести от мысли, что его время прошло. Вместо этого было странное, ровное тепло. Как после хорошо сделанной работы, когда знаешь, что деталь встала на своё место, и можно спокойно выключать станок.
Он вошёл в магазин, поздоровался с девчонкой на ресепшене, прошёл мимо стеллажей с инструментами. На витрине блестели новые шуруповёрты, сверла, уровни. Рядом, в углу, пылились несколько обычных ручных рубанков. Он задержал взгляд на них, будто увидел старых знакомых.
В раздевалке переоделся в рабочую куртку, достал из шкафа свой старый портфель. Внутри, в одном из карманов, лежала потёртая фотография: цех, станки, молодые ребята в спецовках, он посреди них, ещё с густыми волосами. Раньше он редко доставал её, чтобы лишний раз не бередить. Сегодня пальцы сами нащупали бумагу.
Он развернул фотографию, присел на скамейку. Лица были чуть размыты, но нескольких он узнал. Вот этот, с прищуром, уехал потом в Питер. Этот, с веснушками, всегда опаздывал. Где-то среди них должен был быть и Сашка, но тогда он ещё не выделялся.
Пётр Сергеевич провёл пальцем по ряду лиц, задержался, всмотрелся. Нашёл парня в кепке, с той самой щербинкой между зубами. Улыбка у него была дерзкая, глаза — настороженные.
— Нашёлся ты, значит, — тихо сказал он.
Фотография дрогнула в его руках, но не от слабости. Просто в груди стало как-то светлее. Он аккуратно положил её обратно в портфель, рядом с пожухлым блокнотом, где ещё с заводских времён были записаны формулы, режимы резания, фамилии учеников.
Закрыв шкафчик, он задержался на секунду, прислонившись лбом к холодному металлу. В голове уже не крутились обрывки обид и сожалений. Вместо этого всплывали лица, голоса, смех в цехе. И мысль, простая и спокойная: его работа не растворилась бесследно. Она живёт в чужих руках, в чужих словах, в тех, кто сейчас стоит у станков, даже если ими уже управляет компьютер.
Он выпрямился, поправил куртку и пошёл в зал, где его ждали накладные и коробки. По дороге, мимо витрины с инструментами, он остановился, взял с полки маленький набор надфилей. Повертел в руках, прикинул цену.
— Берёте? — спросил продавец.
— Потом, — ответил Пётр Сергеевич. — Я ещё подумаю.
Но в голове уже сложился план. Вечером, когда внук приедет, он достанет старый точильный круг на балконе, почистит его, проверит провод. Покажет мальчишке, как металл поддаётся, если не спешить и держать руку уверенно. Не для того, чтобы сделать из него токаря. Просто чтобы передать дальше то, что когда-то передали ему, а он — своим ребятам.
Мысль об этом почему-то согрела сильнее, чем горячий чай. Он улыбнулся сам себе и пошёл дальше по проходу, чувствуя, как шаг становится чуть легче, чем утром.
Спасибо, что читаете наши истории
Ваши лайки, комментарии и репосты — это знак, что истории нужны. Напишите, как вы увидели героев, согласны ли с их выбором, поделитесь ссылкой с друзьями. Если хотите поддержать авторов чуть больше, воспользуйтесь кнопкой «Поддержать». Мы очень ценим всех, кто уже сделал это. Поддержать ❤️.