В понедельник вечером в маленьком городе опять отключили горячую воду. Не на весь, только на несколько домов у рынка, но разговоров было так, словно перекрыли реку. В киоске с хлебом ругались, в очереди за мандаринами обсуждали, в маршрутке спорили, у кого трубы старее. Снега по‑прежнему не было, асфальт блестел влажными пятнами, и гирлянды над центральной улицей казались повешенными слишком рано.
Тамара Ивановна закрыла за покупателем дверь своего отдела и потёрла ладонью поясницу. В отделе «Трикотаж» было душно, хоть и тянуло холодом из щели между рамой и подоконником. На вешалках висели свитера с оленями, толстые носки, пижамы с надписью «Happy New Year» и ещё какие‑то англоязычные слова, смысл которых она не знала. Над прилавком мигала лампа, и звук был такой, словно кто‑то тихо жужжал в углу.
До закрытия оставалось двадцать минут. Она уже мысленно считала выручку и представляла, как дома включит чайник, сядет к окну и позвонит сыну. Они не разговаривали почти две недели, с того самого дня, как поссорились из‑за денег и его новой работы. Он сказал, что не может больше помогать, что у него ипотека, что она должна «думать о будущем». Она ответила резко, потом ещё резче. Теперь номер в телефоне светился в списке как чужой.
Дверь отдела снова скрипнула, и вошла женщина в пуховике с оторванной собачьей пуговицей.
— Мне бы носки, — сказала она, отряхивая с плеча капли. — Мужу. Он у меня всё ходит в одних.
— Мужья они такие, — ответила Тамара Ивановна, привычно улыбаясь. — Вон, шерстяные, по акции.
Пока женщина перебирала упаковки, телефон в кармане халата завибрировал. Тамара Ивановна достала его, взглянула на экран и застыла. Номер был незнакомый, но городской код — их, местный.
— Берите вот эти, — сказала она покупательнице почти на автомате. — Идут хорошо.
Женщина кивнула, полезла за кошельком. Телефон продолжал вибрировать.
— Вы извините, — пробормотала Тамара Ивановна. — Я на секундочку.
Она отошла к стене, нажала зелёную кнопку.
— Алло.
— Добрый вечер, — мужской голос прозвучал неуверенно. — Это… это магазин «Трикотаж» на рынке?
— Да, — ответила она, удивившись. — Слушаю вас.
— Это… я у вас неделю назад свитер покупал. Синий такой, с ромбами. Мне сказали, если что, можно обменять. А он… ну, короткий. Я номер записал, но, кажется, одну цифру перепутал. Случайно попал на вас?
Тамара Ивановна огляделась. На прилавке лежали синие свитера с ромбами, аккуратно сложенные.
— У нас есть такие, — сказала она. — Может, вы всё‑таки правильно набрали.
— Правда? — голос стал живее. — А я думал, ошибся. Я просто нашёл этот номер на чеке, а там клякса. Думал, семь или один.
— Приходите завтра, — сказала она. — До шести работаем. Посмотрим, что можно сделать.
— Спасибо, — мужчина вздохнул. — А то жене неудобно говорить, что промахнулась с размером.
Она отключилась, вернулась к покупательнице, пробила покупку. Когда дверь закрылась за последним человеком, Тамара Ивановна долго смотрела на телефон. Она набрала сыновий номер, подержала палец над зелёной кнопкой и всё‑таки убрала телефон обратно. «Завтра», — подумала она. — «Завтра будет время».
В это же время по улице мимо рынка протискивалась маршрутка номер три. Водитель, Николай Петрович, ругался вполголоса: на остановке у аптеки кто‑то припарковал легковушку так, что подъехать было невозможно. Пассажиры ворчали, кто‑то громко читал вслух расписание, как будто от этого что‑то менялось.
— Да вижу я, — бросил он в салон, выжимая сцепление. — Не первый день за рулём.
Ему было пятьдесят семь, и он давно уже знал все ямы на этом маршруте, как другие знают родинки на собственных руках. Знал, где подбрасывает, где подмывает асфальт, где зимой наледь. В этом году зима задерживалась, и Николай Петрович иногда ловил себя на мысли, что соскучился по снегу. Не по колее и пробкам, а по тому, как светятся в сумерках фонари, отражаясь в сугробах.
На следующей остановке в маршрутку вошла женщина в шапке с помпоном, держа в руках пакет с надписью «Магазин у Светланы». За ней втиснулся подросток с наушниками, потом пожилой мужчина с палкой.
— Передаём за проезд, — привычно сказал Николай Петрович.
Монеты и купюры пошли по рукам. Кто‑то протянул карту, приложил к терминалу. В салоне пахло мандаринами и мокрой тканью. Радио шипело, пытаясь поймать новогоднюю песню.
— Мужчина, вы до вокзала идёте? — спросил кто‑то сзади.
— Идём, — ответил Николай Петрович. — До самого.
Он поймал себя на том, что повторяет слова, которые много лет назад говорил его напарник. Напарника уже не было, он умер от инфаркта два года назад. С тех пор Николай Петрович стал ещё тише. Дома его ждала жена, с которой они жили как соседи. Дочь звонила раз в месяц из другого города, говорила быстро, между делом, и он кивал в трубку, будто она могла это видеть.
На светофоре у почты телефон на панели мигнул. Сообщение от диспетчера: «Завтра с семи утра вводим новый график. Заберите распечатку». Он вздохнул. Новый график означал, что придётся вставать ещё раньше. Сон и так был рваным. Иногда он просыпался среди ночи и думал, что всё это — временно, что вот‑вот он найдёт что‑то другое. Потом вспоминал возраст, кредиты, лекарства для жены, и мысли сами стихали.
На остановке «Библиотека» зашла женщина с сумкой через плечо. Николай Петрович узнал её лицо, но не сразу понял, откуда. Она остановилась у валидатора, достала кошелёк, подняла глаза и тоже замерла.
— Коля? — сказала она тихо.
Он моргнул.
— Татьяна? — выдохнул он и сразу пожалел, что назвал её по имени. Голос прозвучал слишком удивлённо.
— Давно не виделись, — она улыбнулась, растерянно протягивая купюру. — Я думала, ты в другом районе работаешь.
— Перевели, — ответил он, беря деньги. — С первого числа. Временно.
Татьяна прошла вглубь салона, ухватилась за поручень. Она была его первой женой. Они развелись двадцать лет назад, когда дочери было десять. Потом каждый жил своей жизнью, пересекались только на семейных праздниках, и то редко. Теперь вот — библиотека, маршрутка, конец декабря.
— Держитесь крепче, — сказал он в микрофон, хотя обращался к ней. — Дорога скользкая.
Дорога была мокрой, но не обледенелой. Просто так было легче, чем сказать что‑то по‑настоящему.
В городской библиотеке, куда Татьяна шла, когда садилась в маршрутку, уже начали ставить новогоднюю ёлку. Девочки‑практикантки из колледжа распутывали старую мишуру, втыкали в ватман блёстки. С потолка свисали бумажные снежинки, вырезанные ещё в прошлом году.
Татьяна Сергеевна, заведующая абонементом, поставила сумку на стул и сняла пальто.
— О, Татьяна Сергеевна, вы вовремя, — окликнула её коллега. — У нас тут катастрофа. Компьютер завис, а люди книги сдают.
— Сейчас посмотрим, — ответила она, проходя за стойку.
Компьютер действительно висел на синем экране. Она нажала пару клавиш, перезагрузила. Пока система оживала, Татьяна Сергеевна глянула на полку возврата. Среди книг стояла тонкая зелёная, с заложенным внутри чем‑то белым.
— Это что у нас? — спросила она.
— Кто‑то вернул без читательского, — вздохнула коллега. — Сказал, что торопится. Я записала фамилию на листке, но его куда‑то унесли с бумагами.
Татьяна взяла книгу, раскрыла. Между страницами лежала фотография. На ней — мальчик лет восьми на санках, рядом мужчина в вязаной шапке, улыбается в камеру. Сзади — сугробы выше колен. Фотография была старой, края чуть потёрлись.
Она всмотрелась в лицо мужчины и почувствовала, как внутри что‑то дрогнуло. Улыбка была знакомой. Похожа на улыбку Николая, когда он ещё смеялся часто и без оглядки. Но это был не он, конечно. Просто общий тип лица, общий взгляд.
— Интересно, — пробормотала она. — Кто забыл.
— Может, не заметил, — предположила коллега. — Или специально оставил.
Татьяна положила фотографию обратно, аккуратно, чтобы не помялась, и отложила книгу в сторону. Вечером она собиралась разобрать завалы на столе и найти тот листок с фамилией. Внутри шевельнулось странное чувство: будто эта фотография каким‑то образом предназначалась ей. Она отмахнулась от мысли. Случайность.
В городе тем временем обсуждали другое. В местном чате кто‑то написал, что в маршрутке номер три забыли пакет с подарками. В пакете, по словам автора, были детские игрушки, тёплые варежки и открытка без подписи. Водитель, мол, увёз пакет в парк, отдал какому‑то мальчишке, а тот оказался сыном женщины, которая потеряла. Люди спорили, пересказывали, добавляли подробности.
Николай Петрович читал это ночью, лёжа на диване. Он действительно нашёл пакет днём, на заднем сиденье. Посмотрел внутрь, увидел игрушки. Сначала хотел отнести на конечную, в диспетчерскую, но у парка его окликнул мальчик в тонкой куртке.
— Дядь, а вы Деда Мороза ждёте? — спросил мальчик, глядя на пакет.
— А ты? — ответил Николай Петрович.
Мальчик пожал плечами.
— Мама говорит, что он занят. У него много дел.
Николай Петрович протянул пакет.
— Держи. Передашь маме. Скажешь, что всё нашлось.
Мальчик удивлённо взял, поблагодарил и убежал. Только вечером Николай понял, что, возможно, отдал чужое. Но в чате писали, что всё обошлось, что мальчик оказался «правильным». Он усмехнулся. «Правильный мальчик, неправильный водитель», — подумал он. Спать леглось легче, чем обычно.
На следующий день в отдел «Трикотаж» пришёл мужчина со свитером. Невысокий, в старой куртке, с пакетом в руках.
— Это вы мне вчера звонили? — спросила Тамара Ивановна.
— Я, — кивнул он. — Вот, свитер. Жена говорит, короткий. А мне вроде ничего.
Она развернула свитер, приложила к себе. Действительно, рукава были короче.
— Давайте поменяем, — сказала она. — У нас есть такой же, но размером больше.
Пока она рылась в стопке, мужчина оглядывался по сторонам.
— У вас тут тепло, — заметил он. — Вода горячая есть?
— Вчера отключали, — ответила она. — Но у нас колонка.
— Повезло, — вздохнул он. — У нас в доме вторую неделю то включат, то выключат. Жена ругается, говорит, Новый год без горячей воды — не праздник.
Она нашла свитер побольше, протянула ему. Он поблагодарил, достал из кармана сложенный листок.
— Я вам ещё вот это хотел оставить. Я в техподдержке работаю, телефоны проверяю. Вы когда мне ответили, у вас эхо было сильное. Я потом посмотрел, у вас старый аппарат. Если что, могу подсказать, как поменять подешевле.
Она взяла листок, увидела номер и короткую запись: «Магазин на рынке. Телефон». Сверху было приписано: «Номер проверен. Эхо есть».
— Спасибо, — сказала она. — Посмотрим.
Вечером она долго вертела в руках этот листок. Потом набрала сыновий номер и, не давая себе времени передумать, нажала вызов.
— Алло, — ответил он почти сразу. — Ма?
— Я, — сказала она. — Ты как там?
Пауза была короткой, но ощутимой.
— Нормально, — ответил он. — Работаю. Ты как?
— Тоже, — усмехнулась она. — Слушай, у меня тут телефон барахлит. Мне сказали, его надо менять. Ты в этом понимаешь?
Он заговорил охотнее. Стал объяснять, какой тариф лучше, какую модель выбрать. Она слушала, иногда задавала вопросы, иногда просто молчала, наслаждаясь тем, что его голос звучит не обиженно, а деловито. В какой‑то момент он вдруг сказал:
— Ма, я тогда погорячился. Насчёт денег. Ты не обижайся, ладно?
Она вдохнула.
— И я, — ответила она. — Тоже.
На третий день до города наконец добрались снеговые тучи. С утра небо было ровным и серым, а к обеду посыпались первые хлопья. Они ложились на крыши, на ветви деревьев, на вывеску «Рынок», где буква «о» давно не горела.
На остановке у библиотеки люди поджимали плечи, прятали лица в шарфы. Маршрутка номер три опаздывала на десять минут. Кто‑то уже начал писать жалобу в чат, но тут из‑за поворота показался жёлтый бок.
— Наконец‑то, — буркнул мужчина в шапке.
Николай Петрович открыл двери, пропуская людей. Среди них была Татьяна. На этот раз она села ближе к кабине.
— Привет, — сказала она, когда он принял у неё деньги.
— Здравствуйте, — ответил он, чуть смутившись от своего «вы».
Маршрутка тронулась. Снег шуршал по лобовому стеклу, дворники лениво смахивали его в сторону.
— Я тут фотографию нашла, — вдруг сказала Татьяна, наклоняясь вперёд. — В библиотеке. Мальчик на санках и мужчина. Похоже, где‑то у нас, во дворе. Снег выше колен.
— Ну, зима раньше была другая, — отозвался он.
— Да. Я подумала, может, кто‑то захочет её забрать. Там, наверное, память.
Он кивнул, не зная, что сказать. В голове всплыла старая фотография их дочери, когда ей было семь. Они тогда ездили к его родителям в деревню, катались с горки. Фотография лежала где‑то в ящике с документами, давно не открывалась.
— Если хочешь, я могу повесить объявление, — предложила Татьяна. — Что у нас в библиотеке нашли. Вдруг кто‑то откликнется.
— Повесь, — сказал он. — Людям надо напоминать, что у них что‑то было.
Она посмотрела на него внимательнее.
— Ты как? — спросила тихо.
— Работаю, — ответил он привычно. — А ты?
— Тоже, — усмехнулась она. — Вот снег пошёл. Детям радость, взрослым заботы.
Они оба улыбнулись. В салоне кто‑то громко сказал, что опять отключили горячую воду. Кто‑то ответил, что это знак, что надо закаляться.
В библиотеке тем временем звонил телефон. Татьяна Сергеевна сняла трубку.
— Городская библиотека, слушаю.
— Здравствуйте, — женский голос был взволнован. — Я у вас вчера книгу возвращала, а сегодня поняла, что потеряла фотографию. Там мой муж и сын. Вы ничего не находили?
Татьяна улыбнулась, хотя собеседница этого не видела.
— Нашли, — сказала она. — Приходите, она у нас.
— Спасибо вам огромное, — женщина почти выдохнула. — Я весь дом перевернула. Это единственная фотография, где они вместе. Муж умер год назад.
Когда женщина пришла, она оказалась невысокой, в тёмном пальто, с красным шарфом. Она взяла фотографию так осторожно, словно боялась, что она рассыплется.
— Я думала, всё, — сказала она. — Как будто снова потеряла.
— Иногда что‑то возвращается, — ответила Татьяна. — Даже если кажется, что уже нет.
Женщина кивнула, вытирая глаза. На прощание она поставила на стол маленькую коробку конфет.
— С наступающим, — сказала она. — Вы мне праздник спасли.
Татьяна смотрела ей вслед и думала о том, как странно всё складывается. Если бы она не задержалась вчера на работе, если бы не переложила книгу в другую стопку, фотография могла бы затеряться. Но она не затерялась.
К вечеру четвёртого дня город уже был другим. Снег укрыл дворы, лестничные пролёты стали скользкими, на рынке продавцы расставили коробки с мандаринами прямо на снег. Над ларьками повесили гирлянды, которые мигали неровно, но всё равно создавали ощущение праздника.
Тамара Ивановна шла с работы, прижимая к себе пакет с продуктами. В пакете звякнула банка зелёного горошка. Она остановилась у киоска с пирожками, купила один с капустой, откусила прямо на улице. Тёплое тесто согрело изнутри.
Телефон в кармане завибрировал. Она достала его, глядя на экран. Номер был незнакомый, но с тем же кодом, что и вчерашний звонок от мужчины со свитером.
— Алло, — сказала она.
— Здравствуйте, — женский голос звучал растерянно. — Это… извините, я, кажется, не туда попала. Мне дали ваш номер как сына мастера, который ставит окна. А вы…
— Я продавец, — ответила Тамара Ивановна, удивляясь. — В отделе одежды.
— Ой, простите, — женщина засмеялась. — Я, видимо, цифру перепутала. Просто сказали, что он всё быстро делает, а у нас рамы старые, дует.
— У всех дует, — сказала Тамара Ивановна. — Зима пришла.
Женщина вздохнула.
— Да. У меня мама одна живёт, ей тяжело. Я вот всё никак не решусь ей сказать, что не приеду на Новый год. Работа. Думаю, может, окна хотя бы ей поменять, чтобы не так обидно было.
Тамара Ивановна замолчала, прислушиваясь к голосу. В нём было что‑то знакомое: усталость, вина, попытка всё исправить подарком.
— Скажите, — сказала она вдруг. — Лучше честно. Подарки — это хорошо, но голос… он важнее.
— Думаете? — женщина помолчала. — Я боюсь, что она расстроится.
— Расстроится, — кивнула Тамара Ивановна, хотя собеседница её не видела. — Но если вы не скажете, будет хуже. Она будет ждать.
На том конце повисла пауза.
— Спасибо, — наконец сказала женщина. — Странно, я вам вообще не по делу позвонила, а вы… Ладно. Позвоню ей сегодня. И окна тоже найду, кому заказать.
Они попрощались. Тамара Ивановна убрала телефон, почувствовав, как внутри стало чуть легче. Она подумала о своём сыне, о его редких визитах. Может быть, он тоже боится сказать что‑то важное. Может быть, этот странный звонок — знак, что не только ей тяжело.
Вечером того же дня в библиотеке отключился интернет. Читатели ворчали, но многие всё равно сидели за столами, листали бумажные книги. Татьяна Сергеевна ходила между стеллажами, помогала найти нужное.
У входа в читальный зал она заметила объявление, которое утром повесила на доску: «Найдена фотография. Мальчик на санках и мужчина. Обращаться в библиотеку». Под объявлением кто‑то прицепил листок с другим текстом: «В маршрутке № 3 найден пакет с подарками. Всё вернулось хозяину. Спасибо водителю».
Она улыбнулась. Подпись была: «Администратор группы “Наш город”».
— У нас тут доска чудес, — сказала ей коллега. — Скоро начнут писать: «Нашёл любовь, верну за вознаграждение».
— Или: «Потерял надежду, помогите найти», — ответила Татьяна.
Они обе засмеялись. Смех прозвучал легко, без горечи.
На пятый день, 30 декабря, город жил в режиме предпраздничной спешки. На рынке толкались люди, ругались из‑за очереди за курицей, обсуждали, где дешевле салатный майонез. У площади устанавливали сцену для концерта, проверяли микрофоны, из динамиков хрипело: «Раз, два, три».
Николай Петрович заехал на конечную, высадил пассажиров и пошёл к диспетчерской за новым графиком. В коридоре было тесно, пахло кофе и табаком. На стене висели часы, которые отставали на десять минут.
— Коля, — окликнул его молодой диспетчер. — Тут тебя женщина какая‑то искала. Говорит, из библиотеки. Оставила бумажку.
Он взял бумажку. Там было написано: «Николай. Если будет время, зайди в библиотеку. Татьяна». Внизу — номер телефона.
Он долго смотрел на эту бумажку, словно на ней было больше букв, чем на самом деле. Потом сунул её в нагрудный карман и вышел на улицу. Снег под ногами скрипел, воздух был влажным и холодным.
Вместо того чтобы пойти в сторону маршрутки, он повернул к библиотеке. Путь занял десять минут. Всё это время он думал, что скажет. Ничего особенного не придумал.
В библиотеке было тепло и тихо. У входа стояла ёлка, украшенная бумажными игрушками и старыми стеклянными шарами. На одном шаре краска облезла, и сквозь неё просвечивало тусклое стекло.
— Здравствуйте, — сказала девушка на входе. — Вам куда?
— К Татьяне Сергеевне, — ответил он. — Она меня ждёт.
Его проводили к абонементу. Татьяна сидела за столом, разбирая карточки. Увидев его, она поднялась.
— Пришёл, — сказала она. — Я думала, не придёшь.
— График новый получил, — ответил он, будто оправдываясь. — Времени мало.
— Тогда не будем тратить, — она улыбнулась. — Я тут… нашла кое‑что. Не только фотографию.
Она достала из ящика старый конверт. На нём было написано его имя, фамилия и адрес двадцатилетней давности.
— Я нашла это между книгами, — сказала она. — Письмо, которое когда‑то не отправила. И почему‑то решила, что надо его тебе отдать. Не читать вслух, не обсуждать. Просто отдать.
Он взял конверт, почувствовав, как дрогнули пальцы.
— Ты уверена? — спросил он.
— Да. Там то, что я не сказала тогда. Сейчас уже поздно это говорить, но, может, не поздно… отпустить.
Они молчали несколько секунд. Вдалеке кто‑то перевернул страницу, послышался лёгкий шелест.
— Я тоже много чего не сказал, — произнёс он. — Но писать не умею.
— Можно просто иногда заходить, — предложила она. — Маршрутка у нас всё равно мимо ходит.
Он кивнул. Внутри было странное ощущение: будто кто‑то тихо переставил мебель в комнате, в которой он жил много лет, и теперь в ней стало чуть просторнее.
В это время на рынке Тамара Ивановна стояла у своего отдела и смотрела, как люди бегут с пакетами. В руках у неё был список покупок на завтра. Сын обещал приехать к обеду 31‑го. Они договорились по телефону вчера, после ещё одного разговора про тарифы и телефоны.
— Только я ненадолго, — сказал он. — У нас смена первого. Но я заеду.
— Приезжай, — ответила она. — Я сделаю салат, как ты любишь.
Сейчас, глядя на толпу, она думала, что раньше такие договорённости казались чем‑то само собой разумеющимся. А теперь — почти чудом.
К отделу подошла женщина в красном шарфе. Та самая, что забирала фотографию в библиотеке. Тамара Ивановна этого не знала.
— У вас есть мужские носки потеплее? — спросила женщина.
— Есть, — ответила Тамара Ивановна. — Для кого берёте?
— Для сына, — сказала женщина. — Он в этом году впервые встречает Новый год не дома. На вахте. Хочу, чтобы ему там было не так холодно.
Они обменялись короткими фразами, выбрали носки. Женщина заплатила, поблагодарила и ушла. В руках у неё был пакет с надписью магазина, в котором когда‑то купили синий свитер с ромбами.
Вечером 30 декабря город застрял в пробках. Машины ползли по центральной улице, фары отражались в снегу. У площади уже работала ярмарка, продавали горячий чай, блины, жареные сосиски. Над сценой проверяли свет, микрофоны иногда издавали протяжный свист.
На остановке у рынка встретились сразу трое. Николай Петрович подъехал на своей маршрутке, открыл двери. Вошла Татьяна, держа в руках пакет с мандаринами. За ней — Тамара Ивановна, с пакетом, в котором звякал горошек.
— Проезд, — сказал Николай Петрович.
Татьяна протянула купюру, глядя на него с лёгкой улыбкой. Тамара Ивановна, не глядя, сунула деньги в протянутую руку и только потом подняла глаза.
— А вы не тот водитель, который пакет с подарками нашёл? — спросила она вдруг. — В чате писали.
— Может, и я, — ответил он. — Там мальчишка один…
— Это мой внук, — вмешалась Татьяна. — Ну, не совсем внук. Соседский. Но я его так зову. Его мама рассказывала. Он весь день ходил и говорил, что чудо случилось.
Николай Петрович пожал плечами.
— Просто пакет вернулся, — сказал он. — Бывает.
— Не всегда, — заметила Тамара Ивановна. — Иногда, если что‑то уходит, оно не возвращается.
Они замолчали. В салоне кто‑то громко обсуждал, где купить фейерверки. По радио заиграла знакомая новогодняя мелодия.
— А вы, — обратилась Татьяна к Тамаре Ивановне, — не вы ли советовали по телефону дочери не врать матери про Новый год?
— Не поняла, — растерялась та.
— Мне вчера звонила знакомая, — объяснила Татьяна. — Говорит, набрала не тот номер, попала на женщину из магазина. Та сказала, что лучше честно. Я подумала, что у вас голос похож.
Тамара Ивановна рассмеялась, покачав головой.
— Мир тесен, — сказала она. — Я и не знала, что меня слушают.
— Иногда одно слово может много поменять, — заметил Николай Петрович.
Они доехали до площади почти молча, каждый в своих мыслях. Но у всех было ощущение, будто вокруг них натягивается какая‑то тонкая сеть, соединяющая людей и события. Не магия, нет. Просто цепочка совпадений, в которой каждый сделал маленький выбор.
Вечером 31 декабря город светился. Снег искрился под фонарями, из окон лился тёплый свет. На площади собирались люди, дети бегали вокруг ёлки, взрослые фотографировали их на телефоны.
Тамара Ивановна накрывала на стол. На кухне пахло оливье и жареной курицей. На подоконнике лежали мандарины. Часы на стене показывали без десяти одиннадцать. Сын обещал быть к десяти, но задерживался.
Она посмотрела на телефон, лежащий на столе. Набрала его номер.
— Ма, — ответил он, перекрикивая шум. — Я уже подъезжаю. Тут пробка. Не переживай.
— Я не переживаю, — сказала она, хотя сердце билось чаще. — Я просто… жду.
— Я буду, — сказал он. — Обещаю.
Она улыбнулась и пошла ставить чайник. В прихожей уже стояли его тапочки, которые она достала заранее.
Николай Петрович в это время сидел на кухне, глядя в окно. Жена укладывала таблетки по дням недели в пластиковую коробочку. По телевизору шло новогоднее обращение какого‑то местного чиновника.
— Ты сегодня не на смене? — спросила она.
— Нет, — ответил он. — Завтра с утра.
Он достал из кармана конверт, который ему дала Татьяна. Разорвал край, вынул сложенный лист. Пробежал глазами первые строки. Там были слова, которые он когда‑то ждал, а потом перестал. Извинения, сожаления, признание, что она устала, что не знала, как иначе. Он дочитал до конца, сложил лист обратно и положил в ящик стола.
— Что это? — спросила жена.
— Старое письмо, — ответил он. — Которое пришло вовремя.
Он налил себе чаю, взял кусок пирога. Телефон на столе мигнул. Сообщение от дочери: «Пап, с наступающим. Включи телевизор в полночь, я буду в зале, махну тебе рукой».
Он улыбнулся, набрал ответ: «Обязательно. Жду».
Татьяна Сергеевна встречала Новый год одна, в своей квартире на третьем этаже дома напротив школы. На столе стояла тарелка с мандаринами, салат, кусочек колбасы. Телевизор работал фоном. На подоконнике лежала фотография мальчика на санках и мужчины, которую женщина попросила отсканировать и распечатать копию. Оригинал она забрала, копию оставила «на память».
Татьяна взяла копию, посмотрела на лица. Потом поставила её между книгами на полке. Рядом стояла фотография её дочери, маленькой, в вязаной шапке. На обоих снимках снег был выше колен.
В без пяти двенадцать зазвонил телефон.
— Ма, — раздался голос дочери. — Я успела. У нас тут суета, но я выбежала. С наступающим тебя.
— И тебя, — ответила Татьяна. — Ты там не замёрзла?
— Да нет, — засмеялась дочь. — У нас тут свет, тепло, все бегают. Я тебе потом видео пришлю. Ты главное не ложись рано, дождись боя.
— Дождусь, — пообещала она.
Они ещё немного поговорили о пустяках. Когда отключились, Татьяна подошла к окну. На площади уже собирались люди, слышались голоса, смех, редкие хлопки петард.
В ту же минуту на площадь выходили другие. Тамара Ивановна с сыном, который всё‑таки успел к половине двенадцатого. Николай Петрович с женой, которую он уговорил выйти хоть на полчаса «подышать». Женщина в красном шарфе с мальчиком, который держал в руках мягкую игрушку из найденного пакета. Диспетчер маршруток с девушкой из киоска. Женщина, позвонившая по неправильному номеру и всё‑таки честно сказавшая матери, что не приедет, но заказавшая ей новые окна.
Люди стояли вперемешку, не зная друг друга, но связаны невидимыми нитями. На сцене ведущий что‑то говорил в микрофон, но его почти не слушали. Все смотрели на часы на башне администрации.
За минуту до боя курантов по площади прошёл мужчина в тёмной куртке и вязаной шапке. Он шёл неторопливо, оглядываясь, как будто кого‑то искал. Мимо него пробежал мальчик, тот самый, с игрушкой. Мужчина улыбнулся ему, кивнул. Мальчик улыбнулся в ответ и побежал дальше, к матери.
Мужчина остановился у ёлки, посмотрел вверх, на звезду на макушке. Потом двинулся дальше, растворяясь в толпе. Никто из тех, кто стоял рядом, не обратил на него особого внимания. Может, кто‑то принял его за прохожего, за гостя, за местного жителя. Может, никто не запомнил его лица.
Куранты пробили двенадцать. Люди кричали, обнимались, открывали шампанское. Снег падал крупными хлопьями, ложился на плечи, на волосы, на варежки.
Тамара Ивановна стояла рядом с сыном, который держал в руке пластиковый стакан с лимонадом.
— С новым годом, ма, — сказал он, обнимая её одной рукой.
— С новым годом, — ответила она, чувствуя, как в горле поднимается ком.
Николай Петрович смотрел на сцену, где мелькали огни. Жена держала его под руку, опираясь чуть сильнее, чем обычно.
— Хорошо, что вышли, — сказала она. — Давно мы так не стояли среди людей.
— Хорошо, — согласился он.
Татьяна в своей квартире слышала отдалённый гул площади, звон бокалов у соседей, смех во дворе. Она подняла бокал с минералкой и тихо сказала в пустую комнату:
— С новым годом.
На полке рядом стояли две фотографии. Свет от гирлянды, висящей на окне, отражался в стекле рамок. Снег за окном падал всё гуще.
В маленьком городе, где неделю назад не было ни снега, ни горячей воды, ни особой веры в чудеса, люди ложились спать с чувством лёгкой усталости и странного спокойствия. Не произошло ничего грандиозного. Никто не выиграл миллион, не исцелился чудом, не встретил сказочного волшебника.
Но кто‑то нашёл фотографию, кто‑то вернул пакет, кто‑то набрал «не тот» номер и сказал важные слова. Кто‑то отдал старое письмо, кто‑то пообещал приехать и приехал. Маленькие сдвиги, почти незаметные со стороны, сложились в тонкий рисунок, который нельзя было рассмотреть целиком, но можно было почувствовать.
Снег шёл всю ночь. Утром 1 января дворники вышли с лопатами, дети — с санками, взрослые — с пакетами мусора и головной болью. Маршрутка номер три выехала на линию в семь утра. В отделе «Трикотаж» было тихо, но на витрине уже горели гирлянды. В библиотеке на столе лежали новые книги, ещё пахнущие типографской краской.
Город жил дальше. А где‑то между домами, маршрутками, звонками и фотографиями, возможно, кто‑то продолжал тихо переставлять невидимые ниточки, чтобы у людей находилось то, что они давно считали потерянным. Или это делали они сами, просто не всегда замечая, как именно.
Так или иначе, в этот год у маленького города было ощущение, что мир к нему неравнодушен. И этого, в общем, хватало.
Ваше участие помогает выходить новым текстам
Если вам близка эта история, поставьте лайк и напишите, что задело вас больше всего — живые отклики очень нас поддерживают. Расскажите о рассказе тем, кому он может понравиться. А ещё при желании можно помочь авторам через кнопку «Поддержать». Огромное спасибо каждому, кто уже помогает нашему проекту. Поддержать ❤️.