Вечерние курсы начинаются с того, что я осторожно вхожу в аудиторию, где пахнет старой краской и временем. Шорох одежды — кто-то сбрасывает шарф, кто-то устраивается поудобнее, кресла скрипят. Я опускаюсь на своё место, ладонью ощущаю прохладную поверхность парты, будто прикасаюсь к прошлому, но оно не откликается. Вокруг — новые-старые лица: кто-то из прежних знакомых, кто-то впервые. Лена сидит через проход, спина её прямая, взгляд упрямо устремлён в тетрадь. Я замечаю: она даже не бросает в мою сторону ни одного взгляда, словно между нами ничего не было и быть не могло.

Я перебираю страницы своей старой тетради — бумага пожелтела, на полях заметки прежних лет. Пальцы натыкаются на выцветший рисунок, сделанный когда-то на лекции. Пахнет старыми учебниками, этот запах густой и тяжёлый, словно пыль, поднятая в тишине. Я ловлю себя на том, что ищу уют в этих знаках прошлого, но всё кажется чужим, не моим.

Сергей, наш преподаватель, заходит, снимает перчатки, стряхивает с рукавов невидимую пыль. «Ну что, товарищи, готовы к очередному подвигу на ниве просвещения? Или возраст уже не тот?» — шутит он, и кто-то смеётся, но смех этот глухой, нерадостный. Я улыбаюсь из вежливости. Сергей начинает занятие с привычной лёгкой иронией, и я понимаю: аудитория изменилась, люди тоже, и даже воспоминания не возвращают прежнего уюта. Всё как будто слегка не по размеру, как пальто, сшитое на чужое плечо.

На перемене я решаюсь подойти к Лене. Сердце стучит слишком громко, будто выстукивает ритм неловкости. Скрип маркера по доске за спиной Сергея отзывается в ушах, пока я делаю шаг через проход. Куртка на мне шероховатая, я ощущаю её под ладонями, собираясь с мыслями.

– Привет, Лена, — выдыхаю я, стараясь говорить легко.

Она сжимает ручку так, что костяшки пальцев белеют.

– Привет, — отвечает, не поднимая глаз.

– Давно не виделись, — продолжаю я, надеясь зацепиться за что-то общее.

– Да, — коротко. В её голосе — отстранённость, словно между нами стекло. Я чувствую запах мела, резкий, чуть горький, он будто разделяет нас. Я пытаюсь вспомнить, о чём мы говорили когда-то, но память выдаёт только неловкий эпизод: тогда я не пришёл на встречу, и с тех пор мы не разговаривали по-настоящему.

– Как ты? — спрашиваю.

Она пожимает плечами.

– Нормально. Всё меняется.

Я ощущаю стену между нами. Впервые понимаю: прошлое не вернуть простым разговором, оно ушло, и мы другие. Я возвращаюсь на своё место, в руках тетрадь, страницы которой больше не спасают.

Во время групповой работы я замечаю, что Лена избегает даже встречаться взглядом. Мы делимся на пары, но она сразу уходит к другой женщине. Сергей, проходя мимо, негромко смеётся:

– Что, Валерий, не поделили что-то на перемене? — и подмигивает.

Я краснею, ощущая, как шорох бумаги на столах усиливает неловкость. Стук ручек по столу, кто-то что-то чертит, я сижу чуть в стороне, и мне кажется, что я чужой в этом круге, что все видят мою неуклюжесть. Запах отопления тяжёлый, сухой, он давит на виски, делает воздух плотным.

Я смотрю на Лену — она смеётся над чем-то, что сказал её новый напарник, и этот смех не для меня. Я понимаю: прошлое не может быть мостом, оно стало стеной. Я решаю больше не искать поддержки в том, что было, а попробовать услышать других, быть здесь и сейчас, даже если это неудобно и больно.

Занятие подходит к концу. В аудитории становится тише, воздух чуть теплеет от батареи, и я ощущаю эту разницу: когда-то мы задерживались после пары, обсуждали планы, теперь все спешат по домам. Я смотрю на Лену, на Сергея, который устало опускается на край стола.

Я решаюсь. Кладу ладонь на стол, чтобы не дрожала, и тихо говорю, обращаясь к Лене:

– Я боюсь перемен. Не знаю, как у тебя, но мне кажется, что всё уходит, а я не успеваю за этим.

Голос мой звучит непривычно мягко. Сергей кивает мне, поддерживающе улыбается:

– Валерий, это у всех так. Главное — не притворяться, что ничего не происходит.

Лена смотрит мне в глаза. Её взгляд серьёзен, и в нём — не упрёк, а что-то другое, похожее на доверие. Она коротко кивает, будто подтверждая: да, можно говорить честно. Между нами появляется тонкая, но прочная нить, и я чувствую: страх отступает.

Когда занятие заканчивается, я задерживаюсь, собирая вещи. В аудитории пустеет, кто-то хлопает дверью. Я остаюсь последним, но не тороплюсь уходить. Стою у порога, задерживаю дыхание, оглядываюсь: парты, стулья, доска с остатками меловых линий. Лена стоит у гардероба, застёгивает пальто, её лицо чуть смягчилось. Я улыбаюсь ей — и теперь не ищу в ней прежнюю знакомую, не вспоминаю, какой она была. Я просто вижу человека, с которым можно начать что-то заново.

Я убираю старую тетрадь в портфель, аккуратно закрываю молнию, надеваю шарф, чувствуя, как тёплая шерсть ложится на шею. Выхожу в коридор, где воздух холоднее, но внутри становится спокойнее. Лёгкая грусть растворяется в этом покое. На полу остаётся отпечаток моего ботинка, а в воздухе — запах мела и бумаги, как в начале вечера. Я не оборачиваюсь, но слышу за спиной тихий шаг — кто-то ещё выбирает остаться чуть дольше, прежде чем выйти в зиму.