Артём Конюхов шагал по искрящемуся насту, санки с ящиком и снастями глухо подпрыгивали за ним на ремне. Рядом, чуть впереди, Степан Пряников в серой ватной куртке и вязаной шапке молча смотрел на белую гладь озера. Зимний воздух резал щёки, но привычные движения — шаг, остановка, рывок санок — согревали лучше любого чая.
Они добрались до середины, где снег был чуть тоньше. Артём первым снял перчатки, чтобы достать ледобур. Металл холодил ладони, но рука не дрогнула: за годы рыбалки движения стали почти автоматическими. Он кивнул Степану, тот без слов подал термос и коробку с наживкой. Всё как всегда — и всё же не так. Степан, вместо привычной шутки, стоял чуть в стороне, отвернувшись к дальнему берегу, будто там было что-то важнее их лунки.
Молчание, обычно уютное, теперь казалось чужим. Артём ввинчивал бур, снег скрипел под ногами, лёд поддавался с усилием. Степан молча надел рукавицы, начал разбирать удочки, не глядя на друга. Их движения расходились — будто каждый ловил свою рыбу на разном озере. Артём украдкой посмотрел на друга: за последние годы тот ссутулился, лицо стало строже, взгляд — отстранённым.
Когда снасти были расставлены, они сели на ящики, вглядываясь в черноту лунок. Артём вспомнил, как когда-то в такие минуты они болтали обо всём — о школе, о первых девчонках, о глупых мечтах. Сейчас слова застревали где-то в горле, уступая место осторожной тишине.
— Помнишь, как мы в восьмом классе сюда сбежали? — осторожно начал Артём, перебирая мормышки. — Тогда ещё твой отец нас чуть не поймал, а мы спрятались вон за теми кустами.
Степан не сразу ответил. Он подцепил мотыля, уставившись на леску.
— Да… Было дело, — коротко бросил он, не поднимая глаз.
— Весело было, — продолжал Артём, стараясь поймать ту самую ниточку. — Потом ещё весь вечер мерзли, зато рыбы наловили…
Степан чуть вздохнул, но улыбки не последовало. Он бросил взгляд на облака, затянувшие небо.
— Ты всё про то время… — тихо сказал он. — А сейчас-то что?
Артём почувствовал, как между ними проступает ледяная трещина. Он хотел возразить, сказать, что сейчас — не повод забывать, но Степан уже отвернулся, будто разговор закончился. Ветер налетел, зашуршал по поверхности, и Артём вдруг остро ощутил, как их воспоминания стали разными островами, разделёнными этой ледяной пустотой.
Тишина затянулась. Степан вдруг поднялся, потянулся за термосом.
— Я перекурю, — бросил он и, не дожидаясь ответа, ушёл к кромке камышей, оставив Артёма одного посреди озера.
Артём смотрел ему вслед, потом достал телефон. На экране мигало сообщение от Евгении: «Ты как там? Не забыл, что сегодня у Маши олимпиада?» Он машинально набрал ответ, но стёр — слова не складывались. Здесь, на льду, всё казалось неуместным: и забота жены, и её упрёки, и даже напоминание о дочери.
Он перевёл взгляд на рюкзак, где поверх лежал старый армейский свитер — тот самый, что Степан когда-то подарил ему после дембеля. Свитер был тёплый, с вытянутыми рукавами, запахом давней зимы. В этот момент налетел порыв ветра, и свитер слетел с рюкзака, покатился по снегу. Артём кинулся за ним, догнал, прижал к груди. Ткань была плотная, грубая, но родная. Он вспомнил, как когда-то этот свитер спас его от простуды на ночной рыбалке, а теперь — просто вещь, память, не более.
Степан вернулся, прихлёбывая чай из термоса. Он остановился рядом, не садясь. Лицо было напряжённым.
— Ну что, наловил? — спросил он, словно ничего не произошло.
— Не клюёт, — коротко ответил Артём, убирая свитер в рюкзак.
— Как всегда, — буркнул Степан. — Всё ждём чего-то, а толку…
Артём поднял глаза, встретился с ним взглядом. В этот раз он не стал вспоминать былое.
— Может, хватит? — спросил он вдруг. — Сколько можно гоняться за тем, чего нет?
Степан помолчал, потом сел рядом. С минуту они сидели, слушая, как где-то вдалеке трещит лёд. Наконец, Степан выдохнул:
— Я, знаешь… Устаю от этих разговоров. Всё кажется, будто если вспомнить, станет легче. А не становится.
— Я тоже, — признался Артём. — Просто… иногда хочется, чтобы хоть что-то осталось, кроме этой тишины.
Степан посмотрел на него, теперь внимательно.
— Может, пусть останется тишина? — тихо предложил он.
Они замолчали. Теперь молчание не давило, а будто согревало. Каждый думал о своём, но не чувствовал себя одиноким.
Солнце уже клонилось к закату, когда они начали собираться. Артём аккуратно сложил снасти, бережно свернул армейский свитер, провёл рукой по его шерсти. Степан молча вылил остатки чая из стакана прямо на снег у лунки — тёмное пятно разлилось, отразив в себе стеклянный блеск.
Артём встал, повесил рюкзак на плечо, последний раз оглядел озеро. Он пошёл к берегу первым, не оборачиваясь. Снег хрустел под ногами, и в этом одиночестве не было ни холода, ни обиды — только новая, тихая зрелость.