Я стою у входа в бассейн, сжимая в руке старый купальник. Он кажется мне жёстче, чем я помнила, и на мгновение задумываюсь: неужели ткань может так измениться за годы, или это я стала другой? В сумке, среди прочих вещей, лежит полотенце с вышитым когда-то моим именем — его запах отдаёт хлоркой и чем-то неуловимо домашним. Карточка для шкафчика ускользает из пальцев, будто сама не хочет возвращаться в этот мир привычек и ритуалов. За стеклянной перегородкой раздаётся размеренный плеск воды, и этот звук тянет меня вперёд, обещая что-то знакомое, но уже далёкое.

Я снимаю уличную обувь, надеваю резиновые тапочки и, пряча ценные вещи в маленькую ячейку, стараюсь не смотреть на себя в зеркало: отражение чужое, плечи напряжены, шапочка из силикона туго обхватывает голову. В раздевалке пусто, только где-то хлопает дверь душевой. Я медленно надеваю купальник, пальцы цепляются за тугую ткань. В этот момент — почти случайно — в теле просыпается забытое ощущение: когда-то я умела двигаться легко, без страха, и сейчас эта память вспыхивает в плечах, как первый вдох перед стартом. Я вдыхаю глубже и позволяю себе поверить, что могу выйти к воде.

На бортике меня встречает Глеб Сергеевич. Его фигура кажется ниже, чем прежде, но походка всё так же прямая. Он стоит у стартовой тумбы, опираясь на поручень, и смотрит на меня сдержанно, словно не узнаёт.

— Зоя Лазарева? — спрашивает он ровным голосом, без удивления.

Я киваю, стараясь не выдать дрожи в руках.

— Давно не виделись, — говорит он. — Всё ли помните?

Я улыбаюсь, но не нахожу слов. Внутри разрастается неловкость: тело не слушается, движения скованы, а в глазах тренера — ожидание, смешанное с недоверием. Машинально поправляю лямку купальника, как делала это в юности, и вдруг замечаю, как уголки его губ смягчаются. Он узнаёт этот жест, и на мгновение между нами появляется невидимая нить, тонкая, но прочная. Глеб Сергеевич кивает — коротко, по-деловому, — и указывает на дорожку. Я понимаю: он готов наблюдать, но не вмешиваться, и от этого становится чуть легче.

Я вхожу в воду медленно, по ступенькам, ощущая, как холод обхватывает тело. Мышцы сжимаются, и первое движение даётся с трудом. Я делаю вдох, отталкиваюсь от бортика — и тут же вспоминаю: когда-то всё было иначе. Плечи помнят, как нужно грести, но координация сбита, руки расходятся в стороны, ноги цепляются за воду, не находя нужного ритма. Несколько юных пловцов на соседних дорожках бросают на меня короткие взгляды: кто-то с любопытством, кто-то с лёгким раздражением. Я стараюсь не смотреть на них, концентрируюсь на собственных ощущениях. В голове всплывают отрывки прежних тренировок, обрывки советов Глеба Сергеевича: Не торопись, найди свой темп. Я делаю ещё несколько неуклюжих гребков, и вдруг мышцы начинают вспоминать: плечи расслабляются, движения становятся чуть увереннее. Я плыву короткую дистанцию, и с каждым взмахом возвращается ощущение, что тело — это не враг, а союзник, пусть и позабытый. На повороте ловлю взгляд тренера: он не улыбается, но в его лице появляется одобрение, сдержанное, но настоящее. Я выныриваю, делаю вдох и впервые чувствую: я снова здесь, в воде, и это — мой выбор.

Я завершаю заплыв, выхожу к бортику, опираюсь на ладони. Передо мной — стекло, в котором отражается не только моё лицо, но и вся дорожка, и тренер, стоящий чуть поодаль. Я смотрю на себя: волосы убраны под шапочку, плечи всё ещё напряжены, но в глазах появляется что-то новое — решимость или, может быть, простое принятие. Глеб Сергеевич подходит ближе, делает жест рукой, приглашая меня к себе. Я подхожу, чувствуя, как сердце стучит чаще, чем после самой быстрой дистанции.

— Как ощущения? — спрашивает он, не поднимая голоса.

Я медлю, подбирая слова, потом решаюсь:

— Можно ли начать заново?

Он смотрит внимательно, долго, будто взвешивает что-то внутри себя. Вместо ответа просто кивает — медленно, сдержанно, но в этом кивке больше поддержки, чем в любых словах. Я понимаю: он готов идти рядом, не сравнивая меня с прежней собой. Я благодарю его взглядом и возвращаюсь к своим вещам, впервые не испытывая желания сбежать, не оглядываясь.

В раздевалке я медленно складываю купальник и силиконовую шапочку в сумку. Рядом — пластмассовый жетон от шкафчика, бутылка с водой, полотенце с вышивкой, которое теперь кажется мне почти новым. Я сажусь на скамейку, позволяя себе задержаться, не торопясь никуда. Плечи расслаблены, и в теле появляется лёгкость, будто груз ушёл вместе с последним заплывом. Я не думаю о времени, не оцениваю результат — просто фиксирую этот момент, как точку отсчёта. Глеб Сергеевич проходит мимо, задерживается у выхода, и его короткий кивок теперь звучит как разрешение: идти дальше, не оборачиваясь на прошлое.

Я смотрю в окно: на стекле медленно растекаются капли дождя, и в их отражении угадывается смятое полотенце на моих коленях. Я аккуратно кладу его поверх купальника, пальцы скользят по вышитым нитям. Вода на коже и вышивка полотенца становятся для меня новыми точками опоры — простыми, но настоящими. Я выдыхаю и позволяю себе просто быть, не сравнивая, не торопясь, принимая перемену как глубину возвращения.