Светлана Петровна проснулась без будильника — глаза сами открылись, когда за окном только-только посветлело. Она потянулась, прислушалась: дом дышал ровно, без посторонних голосов и суеты. Лишь где-то в глубине квартиры тихо работал холодильник, а за стеной слышалась едва различимая возня — Соня, внучка, пришла из кухни за телефоном.

Светлана Петровна посмотрела на часы — семь двадцать. Сегодня суббота. Вчера Соня сказала: «Бабушка, мне по технологии задали проект про семейные рецепты. Можно я напишу про твое смородиновое варенье?» — и тут же добавила, не отрывая взгляда: «И с фото процесса». Бабушка тогда улыбнулась: «Конечно, доченька». Она даже не стала поправлять — внучка всегда называла её только бабушкой, а вот Светлана Петровна иногда произносила это слово ласково, словно пробуя его на вкус.

Встала неспешно, накинула поверх ночной рубашки тёплую кофту, чтобы не замёрзнуть на кухне. Прошла мимо зеркала в коридоре — волосы растрёпаны, щёки чуть припухли после сна. Ничего, для варенья парадный вид не нужен.

На кухне Соня уже сидела за столом с блокнотом и планшетом. Недавно ей исполнилось двенадцать: худенькая, с длинными тонкими пальцами и упрямым подбородком. Сейчас она листала сайт школы и что-то записывала. На столе стояла большая кастрюля.

— Бабуль, а ты точно помнишь рецепт? — спросила Соня, не отрываясь от экрана.

— Мне кажется, я его руками помню лучше, чем головой, — улыбнулась Светлана Петровна. Она подошла к холодильнику, достала большой пакет с чёрной смородиной: ягоды были куплены вчера на рынке у знакомой дачницы. Присела рядом с внучкой и аккуратно высыпала смородину в миску.

— Сахар где? — спросила Соня.

— На полке справа. Достань сахарницу и нужно будет отмечать по три стакана на килограмм смородины.

Соня встала на табуретку, достала сахарницу и три гранёных стакана. Насыпала ровно до риски.

— А почему именно три? — уточнила она.

— Так всегда делали: на килограмм ягод — три стакана сахара. Не слишком сладко получается, ягоды чувствуются лучше.

Соня достала телефон и направила камеру на миску.

— Подожди фотографировать! Сначала переберём ягоды.

Они сели рядом за столом. Светлана Петровна ловко перебирала ягоды — отделяла мягкие или лопнувшие в отдельную чашку для компота; Соня повторяла за ней, стараясь не отставать. Иногда ягоды выскальзывали из её пальцев и катились по столу.

— А у мамы получается варенье? — спросила вдруг бабушка, не вкладывая в вопрос особого смысла.

— Она не любит возиться… Говорит, проще купить джем в магазине. А ты почему сама всё делаешь?

Светлана Петровна задумалась. Руки автоматически перебирали смородину; пальцы помнили движение ещё с тех пор, когда она сама была девочкой — рядом сидела мама и рассказывала про засахаренные груши или малину в собственном соку.

— Я так привыкла… Наверное, мне нравится видеть результат своих рук: вот она — стеклянная банка стоит на полке…

Соня кивнула рассеянно и снова щёлкнула камерой.

Когда ягоды были перебраны, бабушка высыпала их в кастрюлю слоями с сахаром; деревянной ложкой осторожно перемешала так, чтобы не раздавить смородину совсем.

— Бабуль… А вот если честно… Ты сама этот рецепт придумала или тебе кто-то передал?

Светлана Петровна усмехнулась:

— Ой нет! Это ещё моя мама так делала. А ей рассказала её мама…

— То есть прадедушка ел такое же варенье?

— Наверняка ел… Только тогда сахара было мало — иногда половину заменяли яблоками или мёдом.

Соня задумалась над этим; карандаш застыл над тетрадью.

Пока сахар таял на ягодах и появлялся тёмный сироп, бабушка поставила чайник и нарезала хлеб к завтраку. Запах смородины наполнил кухню; Соня невольно потянула носом:

— Почему у тебя всегда пахнет летом?

Бабушка посмотрела на неё внимательно:

— Может быть, потому что я летом всё это делаю…

Они позавтракали молча: хлеб с маслом и свежей смородиной прямо из миски. После завтрака бабушка показала Соне старую банку варенья из кладовки:

— Смотри: эта банка здесь давно стоит… Видишь крышку? Перекосилась немного — всё собираюсь поменять, да забываю…

Соня взяла банку в руки, покрутила:

— А почему не выбросишь?

Бабушка пожала плечами:

— Рука не поднимается — она ещё от твоей прабабушки осталась. Вот видишь на стекле царапина? Это она ставила на окно остужаться…

Соня сделала снимок банки для проекта.

Пока ягоды пускали сок под сахаром, они вместе стерилизовали новые банки: сначала бабушка мыла их содой под горячей водой («чтобы скрипели»), потом ставила дном вверх над кастрюлей с паром; Соня протирала крышки спиртом и раскладывала их на полотенце узором по цвету: золотые отдельно от серебристых.

Пока они занимались этим, разговор как-то сам собой свернул в сторону школы:

— Ты с кем из класса дружишь поближе? — спросила Светлана Петровна между делом.

Соня пожала плечами:

— Да ни с кем особо… Все сидят в телефонах или шепчутся про тикток… Маша иногда зовёт гулять после уроков. Но мне дома интереснее: тут можно что-то делать руками…

Бабушка кивнула одобрительно.

Когда кастрюля нагрелась достаточно сильно (ягоды всплыли наверх), бабушка аккуратно снимала пену деревянной ложкой; Соня держала половник наготове для разлива по банкам. Сахар растворился полностью — варенье заиграло густым бордовым цветом.

В этот момент раздался звонок — мама Сони звонила узнать, как идут дела с проектом. Соня ответила коротко: «Мы почти закончили! Потом фотки пришлю!»

Когда пришло время раскладывать варенье по банкам (бабушка держит одну банку полотенцем, Соня наливает половником густую массу), крышки закручивались туго; одна банка никак не хотела закрываться ровно — крышка шла вкривь и закусывалась резьбой.

Бабушка пыталась выровнять её руками:

— Вот опять эта проблема…

Соня рассмеялась:

— Может быть, это семейное? Кривые крышки!

Бабушка покачала головой:

— Нет… Просто руки иногда дрожат, да и резьба старая… Но ничего страшного: главное — внутри всё целое.

Они расставили банки вверх дном остывать вдоль подоконника; одна из них стояла чуть наклонно из-за перекошенной крышки.

Соня сделала последний снимок для проекта и вдруг сказала негромко:

— Знаешь… Мне кажется, главное не рецепт передать… а вот это всё вместе: как мы сидим тут вдвоём и делаем что-то настоящее своими руками…

Светлана Петровна долго смотрела на внучку молча; потом тихо погладила её по плечу:

— Ты права… Варенье можно купить в магазине. А вот такой день вместе купить нельзя ни за какие деньги…

Во второй половине дня Соня сидела у окна за ноутбуком и оформляла свой проект: фотографии шаг за шагом сменяли друг друга; под одной из них — той самой банки с перекошенной крышкой — она написала заголовок крупными буквами: «О чём расскажет банка варенья?»

А бабушка смотрела со своего кресла через всю кухню на ряд блестящих банок вдоль окна; особенно выделялась та самая с кривой крышкой. И вдруг ей стало ясно: пусть банка стоит неровно — зато внутри сохранён вкус лета и их общий день, наполненный смыслом для обеих.

---

Если хочется поддержать

Спасибо, что дочитали. Лайк и короткий комментарий очень помогают, а небольшой перевод через кнопку «Поддержать» (официально и безопасно, подтверждается вашим банком) даёт нам время на новые тексты. Поддержать ❤️.

Ольга проснулась чуть раньше будильника — привычка, которую она в себе не любила, но уже приняла. За окном лениво тянулись облака, а на подоконнике скучал стакан с недопитой вчера водой. Она какое-то время наблюдала, как по стеклу медленно скатывается капля, и думала о том, сколько дел сегодня нужно успеть: забрать посылку на почте, позвонить маме, купить куриное филе для ужина.

Ещё до восьми она уже была в душе — горячая вода расслабляла плечи, где часто застревало напряжение после работы. Ольге недавно исполнилось сорок семь. Она работала бухгалтером в небольшой транспортной фирме: зарплата средняя, зато стабильная, без задержек. После развода семь лет назад она живёт одна; сын учится в другом городе, звонит по воскресеньям.

Утро шло своим чередом: кофе в любимой чашке, быстрый взгляд на новости. Сегодня суббота, значит, можно не спешить. Ольга решила не включать ноутбук: вечером закончит отчёт, а сейчас просто порадуется тишине.

Около половины десятого телефон завибрировал на столе. На экране высветился незнакомый московский номер. За последние месяцы Ольга привыкла к странным звонкам — то предлагают «выгодные» страховки, то приглашают на бесплатные обследования. Но что-то в сегодняшнем вызове её насторожило: номер выглядел почти как банковский.

Она сняла трубку осторожно:

— Алло?

— Добрый день! Это служба безопасности банка, — голос был ровным, мужским, без акцента и спешки. — С вами говорит Алексей Сергеевич Иванов. Скажите, вы сегодня совершали платёж на сумму 14 800 рублей?

Ольга нахмурилась.

— Нет… Я вообще сейчас дома.

— Вот именно поэтому я вам звоню. У нас зафиксирована попытка мошеннического списания с вашего счёта. Подскажите, вы пользуетесь мобильным приложением нашего банка?

Она машинально посмотрела на телефон — значок приложения действительно мигал обновлением.

— Да…

— К сожалению, подобные ситуации участились. Сейчас очень важно оперативно подтвердить ваши данные и отменить подозрительный перевод. Это займёт пару минут. Я буду рядом на линии и помогу вам всё сделать безопасно.

Ольга почувствовала знакомый укол тревоги: если кто-то пытается забрать её деньги… Она вспомнила про сына — каждый месяц отправляет ему ровно столько, чтобы хватило на общежитие и обеды.

Голос в трубке не давал ей времени задуматься:

— Пожалуйста, откройте приложение банка и подтвердите вход привычным вам способом.

Она подчинилась машинально: всё было слишком похоже на настоящие инструкции службы поддержки. В голове уже мелькали картины — как останется без средств до зарплаты, как будет объяснять сыну…

— Теперь найдите раздел «Платежи», — продолжал мужчина тем же ровным тоном. — Видите неподтверждённый перевод на имя Светлана Л.? Его нужно отменить через безопасный шаблон.

Ольга заметила: действительно появился незаполненный перевод с её счёта на совершенно незнакомую фамилию. В первый момент захлестнул страх — вот оно!

Голос стал чуть настойчивее:

— Не волнуйтесь, я вас полностью проконсультирую. Введите сумму 14 800 и подтвердите отмену переводом на резервный счёт банка.

Руки дрожали; она уже нашла поле для суммы и даже начала вводить цифры… но вдруг остановилась. Что-то было не так. Она вспомнила: месяц назад ей звонили из этого же банка по совершенно другому номеру — короткому городскому.

— Простите, а вы могли бы назвать мой последний платёж по карте? — неожиданно для себя спросила Ольга.

В трубке повисла короткая пауза.

— Мы не имеем права разглашать информацию по телефону из соображений безопасности.

Она почувствовала странное облегчение: настоящий сотрудник всегда уточняет данные клиента прежде всего…

— Тогда я перезвоню сама в банк по официальному номеру. Спасибо вам за информацию.

Мужчина быстро начал что-то говорить про срочность ситуации и риски блокировки счёта — но Ольга уже отключила вызов и положила телефон экраном вниз.

Комната сразу стала тише и светлее; сердце стучало быстро, но уже не в панике. Ольга несколько секунд всматривалась в экран банка: неподтверждённый перевод всё ещё висел черновиком в мобильном приложении — как немой упрёк собственной доверчивости или памятник своевременному сомнению. Она аккуратно удалила его: ни копейки не ушло не туда.

На кухне пахло кофе; Ольга поднялась и открыла форточку. С улицы донёсся голос мальчишки — кто-то катался во дворе на самокате.

Она присела за стол и попыталась вспомнить детали разговора: ровный голос, отсутствие спешки… Всё было очень похоже на правду — но спасло простое человеческое сомнение.

Через полчаса она всё-таки позвонила в банк по номеру с их сайта; оператор сдержанно подтвердил: никаких подозрительных операций не было.

Ольга поставила чайник повторно и почувствовала облегчение от того, что интуиция может быть надёжнее любых инструкций из приложения. Она написала сыну короткое сообщение: «У меня всё хорошо», улыбнулась отражению в стеклянной дверце шкафа и подумала о том, что иногда внутренней стойкости хватает ровно на то, чтобы однажды сделать правильный выбор.

---

Как помочь проекту

Ваши лайки и слова — наша опора. При возможности поддержите рублём через кнопку «Поддержать»: безопасная встроенная функция Дзена, без сторонних ссылок. Поддержать ❤️.

Вера Афанасьевна пришла в МФЦ чуть раньше обычного — ещё не было восьми, в коридоре пахло свежей краской и мокрой тряпкой. Она шла по пустому залу к своему окну, на ходу поправляя воротник бежевого кардигана. Кардиган был аккуратно выстиран и чуть вытянулся на локтях, но это замечала только она сама.

За стеклом окна номер семь всё было по-прежнему: стопка чистых бланков, компьютер с голубоватым экраном, пластиковая папка-уголок с надписью «Архив». Вера Афанасьевна села на свой стул — кресло скрипнуло, словно приветствуя её. Она достала из сумки термос с чёрным чаем и поставила его сбоку, чтобы не мешал документам.

С утра приходили пенсионеры — знакомые по именам и привычкам. Клавдия Дмитриевна всегда спрашивала о погоде и жаловалась на новые тарифы. Николай Петрович приносил аккуратно сложенные квитанции и каждый раз забывал очки на носу. Вера Афанасьевна принимала их документы спокойно, не торопясь, отвечая чуть мягче, чем требовала инструкция. За годы она научилась слышать в голосах посетителей не только вопросы, но и усталость или тревогу.

К десяти утра очередь выросла: молодая мама с ребёнком на руках, пожилой мужчина в плотной куртке, студент с рюкзаком. Кто-то шептался по телефону, кто-то мял в руках бумаги. Зал наполнил ровный гул голосов и шарканье обуви по плитке.

— Следующий! — позвала Вера Афанасьевна.

К окну подошёл мужчина лет сорока пяти, высокий, с резкими чертами лица. Он протянул тонкую папку с документами.

— Доброе утро, — сказал он коротко. — Мне бы переоформить квартиру на сына…

Голос у него был тихий, с хрипотцой. Вера Афанасьевна взяла папку, пролистала бумаги.

— Всё есть? — спросил он так спокойно, будто заранее приготовился к отказу.

Она кивнула:

— Почти всё. Вот справка о составе семьи… Здесь нужна свежая.

Мужчина вздохнул:

— Я знал… Я пытался взять у управляющей. Очередь была большая…

Он не стал жаловаться дальше. Молча смотрел на свои руки поверх стекла. На запястье у него был старый кожаный ремешок от часов без часов.

— Приходите завтра утром, до открытия, — предложила она после паузы. — Я скажу коллегам на входе — вас пропустят первым.

Он удивлённо поднял взгляд:

— Спасибо… Можно?

Вера Афанасьевна едва заметно улыбнулась:

— Можно.

Он ушёл быстро, даже не взглянув на людей за спиной.

Поток не прерывался до самого обеда. За стеклом мелькали лица: кто-то нервничал и говорил слишком громко, кто-то пытался шутить про «бумажную страну», а одна женщина даже расплакалась из-за неправильно заполненного заявления. Вера Афанасьевна слушала всех внимательно, подсказывала мягко: «Вот здесь подпишите… Не торопитесь… Всё исправим».

В час дня она вышла на перерыв — съела яблоко за маленьким столиком в подсобке и пару раз посмотрела в телефон: сын не звонил уже неделю, но повода для беспокойства не было. После обеда вернулась к окну — очередь стала короче, но усталость росла быстрее.

В четыре подошла девушка в строгом чёрном пальто:

— Вы мне помогали месяц назад…

Вера Афанасьевна не сразу вспомнила её лицо.

— Тогда мама болела… Вы сказали принести документы позже.

Девушка крепко держала белую пластиковую папку двумя руками:

— Спасибо вам. Мама поправилась.

Она положила папку на стол осторожно — будто боялась что-то сломать внутри.

Они долго оформляли бумаги: девушка говорила мало, только отвечала коротко; глаза у неё были красные от усталости или недосыпа. Когда все подписи были поставлены, она сказала ещё тише:

— Если бы не вы… Мы бы не справились…

Вера Афанасьевна кивнула — ей нечего было ответить словами; иногда слова только мешают. Девушка ушла быстро и уже в дверях оглянулась на окно номер семь.

До конца дня оставалось меньше часа. Люди подходили реже: кто-то спешил закрыть вопрос до вечера, кто-то просто уточнить график работы или попросить бланк заявления для соседа. Вера Афанасьевна работала медленно — каждый жест становился чуть тяжелее: скрепки прилипали к пальцам, глаза резало от ламп, стопка дел уменьшалась слишком медленно.

В шесть вечера последним оказался молодой парень лет двадцати двух — в смятой футболке под курткой.

— Простите… Я опоздал?

— Нет-нет, проходите, — сказала она спокойнее обычного.

Он мялся у окна:

— Первый раз тут… Страшно запутаться…

Она показала ему порядок заполнения формуляров медленно и простыми словами: «Вот это для паспорта… Здесь дата рождения… Не ошибётесь — я проверю».

Парень слушал внимательно и вдруг улыбнулся:

— Если бы все так объясняли…

Вера Афанасьевна почувствовала тепло где-то внутри груди — неожиданное для конца дня чувство.

Когда он ушёл со своими бумагами и, поблагодарив, напоследок помахал ей сквозь стекло, она вдруг увидела отражение себя в мутноватом мониторе: сидящая женщина в кардигане, с прямой спиной, с терпением, с невидимой для других усталостью — и с тем самым ощущением, с которым можно прожить ещё один день.

Она выключила компьютер, собрала стопку бланков и аккуратно вложила их в свою старую пластиковую папку-уголок, которую никто здесь никогда не замечал.

---

Поддержите наш проект в Дзене

Увидели себя в этой истории? Напишите пару строк. Если хотите помочь, сделайте небольшой перевод через кнопку «Поддержать» — официально, безопасно, в пару шагов. Поддержать ❤️.

Перед выходом из дома Наталья привычно проверила: платок, бутылка с водой, палки. На календаре стояло начало апреля — сквозь мутное стекло подъездной двери пробивался неуверенный рассвет, словно город ещё не решил, позволить ли весне вступить в свои права. Наталья приподняла палку к свету — на наконечнике застряла капля вчерашней влаги, резина чуть поблекла.

Она шла к парку вдоль трамвайных рельсов. На остановке мелькнула знакомая фигура: Валерий — в синей ветровке и с неизменной кепкой с надписью «Аэрофлот». Он заметил её первым и, не улыбаясь, кивнул.

— Доброе утро, — сказала Наталья, когда подошла ближе.

— Утро доброе. Опять моросит чуть-чуть, — ответил он.

Парк уже просыпался: редкие собачники, два мальчика на самокатах. Кружок скандинавской ходьбы собирался возле детской площадки — все знакомые лица. Маргарита Петровна с её неизменной яркой губной помадой, Володя из третьего подъезда — весёлый и шумный, всегда громче остальных. Новеньких сегодня не было.

Руководительница кружка, сухощёкая Ирина Леонидовна, объявила маршрут:

— Темп девять тридцать! Прошлая неделя — молодцы все. Сегодня попробуем добавить петлю через овраг. Смотрим под ноги. Колени берегите!

Слово «колени» прозвучало почти как заклинание: все переглянулись с лёгкой иронией; у каждого своя история — у кого мениск, у кого артроз.

Вытянувшись в цепочку, участники двинулись по узкой тропе. Наталья шла позади Валерия; позвякивание его палок и мерный шаг были ей знакомы почти до смешного. Она всё чаще думала о нём в последнее время. Не о том, чтобы влюбиться, — просто интересовалась: чем он живёт? Есть ли у него кто-то близкий? Как выглядит его кухня утром?

Пара впереди обсуждала лекарства от давления; слева раздался смешок Маргариты Петровны:

— Да я эти таблетки уже как родных встречаю!

Валерий чуть повернул голову:

— Наталья Сергеевна, вы после прошлой прогулки не прихрамывали? Я заметил…

— Было немножко. Суставы напоминают о себе… Но ничего страшного.

Он кивнул:

— У меня после зимы пальцы на ногах подмерзают. Купил специальные стельки — не помогает особо.

Она улыбнулась легко:

— Возраст даёт советы без спроса.

Овраг прошли медленно; земля была скользкая. Резиновый наконечник Натальиной палки один раз чуть не соскользнул с корня — она машинально проверила крепление.

После первого круга группа остановилась на привал. Валерий сел рядом на низкую скамейку:

— Вы всегда так ровно идёте… Не торопитесь и не отстаёте.

Наталья почувствовала лёгкое смущение:

— Просто стараюсь не думать о времени.

Он посмотрел на неё внимательнее — глаза светло-серые, ресницы редкие:

— Мы ведь все тут немного учимся жить заново. Дети выросли… Внуки далеко…

Она хотела что-то ответить, но слова показались слишком прямыми для этого утра. Вместо этого она протянула бутылку с водой:

— Хотите?

Он взял аккуратно:

— Спасибо.

Скамейка чуть покосилась под их весом; мимо прошла одна из молодых мам с коляской, громко приветствуя Маргариту Петровну. Володя предложил сфотографироваться на память: вся группа встала полукругом у берёзы.

Дорога обратно была проще: разговоры стихли, слышался только хруст веток под ногами да цоканье наконечников по асфальту. Наталья поймала себя на мысли: ей хорошо идти именно так — рядом с Валерием, ни о чём особом не говоря.

У выхода из парка они задержались вдвоём. Остальные разошлись по домам или к рынку за свежими огурцами; Маргарита Петровна махнула рукой издалека:

— Не забудьте в пятницу!

Они остались на дорожке под старым клёном.

Валерий вдруг неловко поправил ремешок рюкзака:

— Я тут подумал… Может быть… если захотите… Чай вместе после прогулки?

Он произнёс это тихо и чуть сбивчиво; Наталья уловила неуверенность во взгляде и почему-то почувствовала тёплую благодарность за эту неловкость. Она взглянула на свои руки — ладонь всё ещё ощущала прохладную поверхность палки.

— Давайте попробуем, — сказала она просто.

Валерий улыбнулся; улыбка вышла осторожной и немного растерянной.

Они пошли вместе до соседнего двора, не спеша, держась каждый за свою палку, ступая так же ровно, как привыкли за последние месяцы.

Уже около подъезда Наталья заметила, что резиновый наконечник слегка стёрся об асфальт, и вдруг подумала, что эту маленькую потерю можно принять спокойно, если рядом есть тот, с кем хочется идти дальше.

---

Если хочется поддержать

Поделитесь впечатлением — это важно. Небольшой вклад (даже 50–100 ₽) через официальную кнопку «Поддержать» помогает нам писать чаще и бережнее редактировать рассказы. Поддержать ❤️.

В маленькой кухне на третьем этаже старого кирпичного дома Наталья стояла у окна и смотрела на мартовскую кашу из снега и грязи во дворе. Чашка с остывающим чаем ждала её на столе, рядом лежала газета, которую муж, Игорь, оставил утром. В углу стола стояла фарфоровая сахарница — белая, с голубыми цветами и тонкой трещиной по боку, словно нитка по фарфору. Трещина появилась прошлой осенью: Наталья задела локтем, когда спешила к телефону. Сахарница уцелела, только стала уязвимее.

В комнате за стеной хлопнула дверца шкафа — Игорь искал рубашку. Теперь он работал из дома, но всё равно надевал рубашку, будто это помогало сохранить порядок.

— Ты видела мою синюю? — спросил он из коридора.

Наталья вздохнула и пошла помогать искать. Оказалось, рубашка висит на балконе — не высохла до конца. Она протянула ему свежую футболку.

— Надень пока эту. Не простудишься.

Он кивнул без возражений. Раньше бы сказал: «Я сам найду» или что-нибудь ещё колкое. Но в последнее время оба старались говорить помягче.

Завтракали молча: Игорь листал новости в планшете, Наталья налила себе кофе. Она положила сахар в чашку — аккуратно, чтобы не придавить трещину на сахарнице.

— Ты сегодня долго? — спросила она.

— Вроде нет, только совещание до трёх… Потом попробую доделать отчёт.

Она кивнула и убрала хлебницу в шкаф. На кухне было прохладно — котёл барахлил уже вторую неделю, но вызвать мастера всё никак не удавалось: то очередь длинная, то Игорь занят, то Наталья уходит рано на смену. Она работала в аптеке по графику через день.

После завтрака Наталья собрала грязную посуду, привычно проверила сообщения от мамы и отправилась за покупками. В магазине встретила соседку Валентину — та жаловалась на внуков и цены на картошку. Наталье хотелось пожаловаться в ответ: на усталость, на вечные мелкие хлопоты, на то, что ночами не спится… Но она только улыбнулась и пожелала здоровья.

Дома она тихо закрыла дверь и прислонилась к косяку. В квартире пахло кофе и свежей выпечкой: Игорь вчера испёк пирог «на пробу». Он стал чаще готовить после увольнения прошлым летом — сначала от скуки, потом втянулся. Пироги были разными: иногда удавались, иногда нет.

За обедом Игорь спросил:

— Как в аптеке?

— Спокойно сегодня… Только женщина одна пришла — дважды забыла рецепт. Смотрю: растеряна совсем. Я ей чай предложила, посидеть. Она потом благодарила долго…

Игорь слушал внимательно; раньше он бы кивнул рассеянно или перевёл разговор на свои дела.

— Молодец ты… Не все так делают.

Наталья промолчала: ей было приятно услышать это от него. Она заметила — он стал чаще поддерживать её словом или жестом. Может быть, потому что его самого теперь никто не хвалит на работе; а может, потому что понял, как это важно для неё.

Вечером они вместе мыли посуду: Наталья протирала тарелки полотенцем, Игорь убирал со стола остатки ужина.

— Завтра выходной у тебя? — спросил он.

— Да. А что?

— Может, поедем за город? Хочется пройтись по снегу…

Она чуть улыбнулась:

— А бензин?

Он махнул рукой:

— Один раз можно себе позволить…

На следующее утро они выехали вдвоём в старенькой машине Игоря к лесу за городом. На окраине почти не было людей; узкая тропинка уходила между соснами под тяжёлым серым небом. Они шли молча некоторое время — каждый думал о своём. Потом Игорь протянул ей руку; Наталья взяла её привычно — но вдруг почувствовала тепло ладони сильнее обычного.

В лесу пахло влажной землёй и снегом; сосны скрипели от ветра. Наталья остановилась у поваленного дерева:

— Помнишь, здесь был тот домик?

Игорь огляделся:

— Старый дачный? Конечно… Мы тогда ещё спорили из-за крыши.

Они рассмеялись одновременно — напряжение последних недель немного спало.

На обратном пути машина застряла в рыхлом снегу у обочины. Сначала оба разозлились: Игорь вышел посмотреть под колёса, Наталья ворчливо предлагала толкнуть сзади. Пару раз пробовали выбраться вперёд-назад — бесполезно, колёса только глубже увязали в жиже.

Минут через десять Наталья замолчала и посмотрела на мужа исподлобья:

— Давай вместе попробуем?

Они поменялись местами: она села за руль, он толкал сзади. На третий раз машина рванулась вперёд и выскочила на твёрдую дорогу.

Когда вернулись домой под вечер — усталые и мокрые по пояс, — Наталья первым делом поставила чайник и вынула из шкафа ту самую сахарницу с трещиной.

Она заварила чай крепче обычного и нарезала кусок пирога Игоря; тот молча налил себе чашку и сел напротив жены за стол.

На кухне повисла тишина; сквозь неё доносился лай собак во дворе и редкие звуки машин на улице.

Игорь осторожно повернул сахарницу к себе:

— Не пора ли купить новую?

Наталья подумала пару секунд и покачала головой:

— Пусть живёт пока… Она ещё держится хорошо.

Он понял её сразу — придвинул сахарницу ближе к ней и улыбнулся одной из тех тёплых улыбок, что были у него в юности.

За окном медленно темнело; они пили чай вдвоём без спешки, будто бы заново учились быть рядом в этом году трудных перемен.

---

Если хочется поддержать

Хотите, чтобы рассказы выходили регулярно? Поддержите канал через кнопку «Поддержать» — встроенная безопасная функция Дзена; сумма свободная, от 50 рублей. Поддержать ❤️.

Полосатый пластырь с лисёнком держит оборону на моём левом колене. Я разглядываю его, будто от этого станет легче — и боль, и неловкость. В коридоре приёмного отделения пахнет старым кафелем и чем-то вроде детской присыпки. Оля сидит рядом на жёстком стуле, скрестив руки на груди. Говорить нам пока не о чем — слишком ясно слышно, как за тонкой перегородкой спорит врач с медсестрой.

Два часа назад я оступилась на крыльце магазина. Глупо: просто не заметила ступеньку. Колено сразу вздулось, синяк стал проступать прямо на глазах. Оля — та самая Оля, с которой мы учились в одном классе и потом ещё почти двадцать лет ходили друг к другу в гости чуть ли не каждую неделю, — оказалась ближе всех: магазин через дорогу от её дома. Она приехала за мной на своей старой «Калине», хотя уже собиралась ложиться спать.

— Ты как? — спросила она в машине, не глядя.

— Смешно, конечно. Думала, упаду только если лёд будет, а тут июнь…

— Возраст не выбирает сезон, — буркнула она и включила печку. Хотя было тепло.

Теперь мы сидим: я с пластырем-лисёнком, Оля с выражением лёгкой досады на лице. Наверное, сейчас бы спала крепким сном у себя под двумя одеялами. Я бы тоже — если бы не эта дурацкая ступенька.

Оля молчит. Я тоже молчу. Хочется откашляться или пошевелиться — только чтобы заполнить паузу.

— Ты давно тут была? — спрашиваю тихо.

— В прошлом году с сыном. Локоть разбил. Всё так же: очередь, вечные разговоры про реформу здравоохранения…

Она обрывает себя на полуслове и смотрит куда-то вдаль, за моё плечо — будто там есть что-то интереснее пластикового стула и облупленной стены.

— Спасибо тебе, что приехала…

Оля хмыкает:

— Ну а кто ещё? Эти твои новые соседи… Они что, вообще живые?

Я улыбаюсь уголками губ:

— Они очень занятые люди: утром уезжают раньше меня, вечером возвращаются позже.

Мы обе смеёмся коротко и немного натянуто. Смех быстро затихает.

Я злюсь на себя за то, что так редко ей звоню. Вроде всё просто: взять телефон и набрать номер детства. Но каждый раз кажется — вот сейчас неудобно, вот закончу дела… Так и тянется месяц за месяцем.

За перегородкой кто-то кашляет сипло и долго. Оля дёргает плечом:

— Когда-нибудь эта больница рухнет вместе со всеми своими очередями.

Я вздыхаю:

— А мы всё будем сидеть здесь и ждать свою очередь на рентген.

— Или хотя бы врача с фонариком, — добавляет она.

На секунду воцаряется тишина. Только часы над входом мерно тикают, да изредка хлопает дверь в кабинет дежурного терапевта.

— А помнишь наш поход к школьной медсестре? Когда ты упала с турника?

Я морщусь:

— Помню твой «лекарственный» чай из лопуха после этого…

Оля смеётся уже по-настоящему:

— Ты сама его пила! Я только рецепт дала.

Воспоминание греет изнутри неожиданно сильно. Тогда тоже был июнь; ноги были в синяках чаще, чем без них; взрослые казались вечными и нестареющими.

Мимо нас проходит пожилой мужчина в халате до пят; его сопровождает молодая санитарка с тонкой косой. Мужчина кивает нам приветливо.

В коридоре становится немного теплее от этого кивка — словно здесь кто-то видит нас не просто как двух женщин за полтинником в ночной больнице, а как людей со своей историей.

Я смотрю на Олю внимательно: короткая стрижка уже серебрится у висков, под глазами лёгкие тени усталости. Но глаза те же самые — чуть насмешливые, внимательные.

Оля вытаскивает из сумки бутылку воды и протягивает мне:

— Пей. Пока не вызвали — лучше залить тоску минералкой.

Я делаю глоток и возвращаю бутылку:

— Ты всегда так заботишься обо мне?

Её губы дрогнули:

— Нет. Только когда ты ведёшь себя как ребёнок.

Смеёмся обе одновременно — громко на этот раз; женщина напротив одёргивает нас взглядом поверх очков.

Я замечаю у себя на коленке пластырь: весёлый лисёнок улыбается во все зубы. Оля ловит мой взгляд и кивает:

— Это Светка купила для внучки… У меня в аптечке других теперь нет.

Я провожу пальцем по рисунку осторожно:

— Хороший выбор у внучки.

Пауза затягивается снова; теперь она тёплая, почти уютная. За это время я вспоминаю все наши вечерние прогулки по двору после школы, наши споры о том, кто первый прыгнет через лужу, наши разговоры по телефону из разных комнат одной коммуналки…

Оля переводит взгляд на меня:

— Как у тебя дела вообще?

Вопрос звучит буднично — но я чувствую под ним желание услышать больше, чем просто «нормально» или «работаю».

Я думаю пару секунд:

— Иногда кажется, что всё идёт мимо меня: работа та же, заботы те же… Но вот такие ночи напоминают, что есть кое-что важнее отчётов и ремонтов.

Оля кивает чуть заметно:

— У меня так же. Только ещё внучка скачет по дивану каждые выходные… И мама звонит три раза в день: спрашивает про давление и рецепт кекса с маком.

Я улыбаюсь:

— Мама вечна, как очередь в регистратуру.

Мы обе смеёмся снова; теперь смех мягкий и свободный от напряжения первых минут ожидания.

Из кабинета выглядывает медсестра:

— На рентген!

Оля помогает мне подняться со стула; я опираюсь на её плечо — оно крепкое, надёжное. Мы идём по коридору медленно: боль уже почти стихла или просто отступила под напором воспоминаний и разговоров о жизни настоящей, а не той напряжённой суеты будней.

Когда мы возвращаемся из рентген-кабинета (ничего серьёзного: ушиб), я вдруг ловлю себя на мысли, что хочу спросить Олю о чём-то большем — о том, счастлива ли она сейчас по-настоящему; о том, чего ей не хватает; о том мальчике с соседней парты из восьмого «Б»…

Но привычка молчать сильнее вопроса.

Вместо слов я просто кладу руку ей на ладонь — между нашими пальцами оказывается тот самый пластырь-лисёнок: он отклеился по краю во время осмотра и теперь держится за кожу едва-едва.

Оля тихо говорит:

— Надо будет домой тебя отвезти…

Я качаю головой:

— Давай сначала чай попьём у тебя дома? Как раньше…

Она улыбается широко:

— С лопухом или без?

Я фыркаю:

— Давай без экзотики сегодня…

Мы выходим из коридора вместе; ночь кажется меньше и мягче там, где ты не одна.

---

Если хочется поддержать

Каждый лайк — маленький огонёк, комментарий — живая беседа. Финансово поддержать можно через кнопку «Поддержать»: всё проходит внутри платформы и подтверждается вашим банком. Поддержать ❤️.