Когда Сергею Петровичу исполнилось шестьдесят пять, он вдруг понял, что во дворе стало слишком тихо.

Раньше, в восьмидесятые, под окнами кричали дети, гоняли мяч, спорили из-за голов. Потом появился гаражный кооператив, машины, сигнализации. Теперь во дворе в основном шуршали пакеты из супермаркета, хлопали двери автомобилей и звучали редкие голоса курильщиков у подъезда.

Он сидел на кухне, пил чай и слушал, как внизу по асфальту цокают каблуки молодой соседки с третьего этажа. Потом — тишина. Иногда, в выходные, во дворе собирались подростки с колонкой, включали музыку, но это было не про двор, а про них самих. Они стояли отдельным кружком, и к ним не подойдёшь с разговором.

Сергей Петрович вздохнул, допил чай и встал. В груди было какое-то покалывание, не от сердца, а от ощущения собственной ненужности. Пенсия шла третий год, на подработку его не брали — возраст. Жена умерла пять лет назад, сын жил в другом городе и приезжал раз в год. Время растекалось по квартире, как вода по столу.

Он подошёл к окну. Внизу на детской площадке одинокие качели скрипели от ветра. Песочница заросла травой. На лавочке у подъезда сидел дядька в тёмной куртке, курил, уткнувшись в телефон.

Сергей Петрович вдруг вспомнил зелёный стол для настольного тенниса в подвале. Когда-то они с ребятами из дома, ещё молодыми, сами его туда заносили. Тогда им казалось, что стол — временно в подвал, чтобы не мешал во дворе. Потом все разошлись, завели семьи, кто-то уехал. Стол так и остался там, под трубами, с отбитым углом.

Мысль, едва появившись, стала настойчивой. А что, если вытащить его обратно? Поставить у торца дома, где асфальт ровный. Может, кто-то и выйдет поиграть. Хоть дети, хоть взрослые. Хоть кто-то.

Он постоял, прикидывая. Стол тяжёлый. Сам он его не поднимет. Но можно позвать кого-нибудь из соседей. Из тех же подростков. Платить не хотелось — пенсия не резиновая, но можно пообещать, что научит играть. Он в молодости в заводской команде выступал, у него даже грамота где-то лежит.

Сергей Петрович отдёрнул занавеску, открыл форточку. Снизу потянуло свежим воздухом и запахом выхлопа. Он решился.

В подвале пахло пылью и старыми тряпками. Лампочка под потолком мигала. Он долго возился с замком, который заедал, потом толкнул тяжёлую дверь. Стол стоял на своём месте, прислонённый к стене, присыпанный серым слоем. Одна ножка была обмотана изолентой, фанера на краю отсырела и вздулась.

Он провёл ладонью по поверхности, оставив чистую полосу. В груди что-то отозвалось. Этот стол помнил его удары, его крики, его споры с друзьями. Помнил летние вечера, когда они играли до темноты, пока из окон не начинали звать домой.

— Ну что, старик, — пробормотал Сергей Петрович, — попробуем ещё раз?

Он вышел обратно во двор, огляделся. У подъезда стояли двое подростков: худой в чёрной толстовке и широкоплечий в спортивной куртке. Они курили и о чём-то спорили, глядя в телефоны.

— Ребята, — окликнул он, подходя ближе. — Помощь нужна.

Худой поднял глаза, недовольно скривился, но не ушёл.

— Какая?

— Стол из подвала вытащить. Теннисный. Поставим во дворе, играть будем.

Подростки переглянулись. Широкоплечий хмыкнул:

— А деньги?

Сергей Петрович почувствовал, как внутри что-то сжалось.

— Денег нет. Но научу играть. По-настоящему. С подачами, с резаным ударом. У меня разряд был.

Худой прищурился.

— Настольный теннис, что ли?

— Он самый.

— А ракетки есть?

— Найдём, — уверенно ответил Сергей Петрович, хотя сам не знал, где их взять. — Ну что, поможете?

Худой пожал плечами.

— Пошли, Димон, — сказал он широкоплечему. — Всё равно делать нечего.

Втроём они спустились в подвал. Подростки без труда подняли тяжёлый стол, ворча и смеясь, что он «как гроб». Сергей Петрович шёл сзади, придерживая край и подсказывая, как не задеть стены.

Во дворе они поставили стол у торца дома, рядом с облезлым кустом сирени. Асфальт там был более-менее ровный, от машин далеко.

— Нормально? — спросил худой.

— Нормально, — кивнул Сергей Петрович. — Спасибо, мужики.

Они ушли обратно к подъезду, а он остался возле стола. Провёл рукой по краю, прикидывая, как его чинить. Краску надо счищать, фанеру подлатать, ножки укрепить. Ему вдруг стало легче дышать. Появилось дело.

Вечером он принёс из квартиры старую наждачку, молоток, какие-то шурупы, банку зелёной краски, оставшейся от ремонта балкона. Работал медленно, отдыхая каждые десять минут. Проходящие мимо соседи останавливались, смотрели.

— Это что, стол для пинг-понга? — спросила женщина с коляской, поправляя одеяло на ребёнке.

— Теннисный, — поправил её Сергей Петрович. — Будем играть.

Она улыбнулась.

— Детям будет интересно.

К вечеру один край стола уже блестел свежей краской, другой ещё был серым и облезлым. Он устал, спина ныла, но настроение было странно приподнятое. Он чувствовал себя нужным.

На следующий день к нему подошёл сосед из третьего подъезда, сухощавый мужчина лет сорока с небольшим.

— Сергей Петрович, да? — спросил он. — Я вас помню. Я Костя. Мы когда-то в футбол вместе играли. Я тогда ещё пацаном был.

Сергей Петрович пригляделся и узнал в нём мальчишку с торчащими ушами, который вечно бегал за мячом и падал.

— Костя… Точно. Ты здесь живёшь?

— Да. С семьёй. Я по поводу стола. У меня в кладовке ракетки валяются, старые, но целые. И мячики. Принести?

— Принеси, конечно.

К обеду стол был полностью покрашен и подсыхал. Костя принёс две ракетки и коробочку с жёлтыми мячиками. Они встали по разные стороны, попробовали перекинуться.

Первый удар Сергея Петровича был неловким. Мячик улетел в сторону. Он поморщился, перехватил ракетку поудобнее, сделал подачу. Рука вспомнила движение. Мячик перелетел через сетку, ударился о стол и прыгнул обратно.

— О, — сказал Костя. — Ничего себе.

С балконов начали выглядывать люди. Дети подбежали ближе. Подростки, те самые, что помогали, тоже подошли, остановились в стороне.

— Можно попробовать? — спросил худой.

— Подожди, сейчас доиграем, — ответил Сергей Петрович. — Потом всех научим.

К вечеру у стола уже стояла небольшая очередь. Кто-то приносил из дома пластиковые стулья, кто-то — бутылки с водой. Двор оживал.

Через неделю Сергей Петрович понял, что просто играть мало. Люди начали спорить, кто следующий, ругаться из-за того, что одни занимают стол надолго, а другие не успевают.

Он сел дома за кухонный стол, достал тетрадку в клетку, ручку. Написал на обложке: «Клуб настольного тенниса. Наш двор». Открыл первую страницу и аккуратно вывел: «Список участников».

На следующий день он прикрепил к подъездной двери листок с объявлением, написанным крупными буквами: «Во дворе организуется любительский клуб настольного тенниса. Запись у Сергея Петровича, кв. 47». Внизу приписал: «Расписание игр составим вместе».

К обеду к нему постучали. На пороге стояла девочка лет десяти с косой и в очках.

— Вы Сергей Петрович? — спросила она, сжимая в руках листок с объявлением, который кто-то уже сорвал и передал ей.

— Я. Заходи.

Она неуверенно переступила порог.

— Я хочу записаться. Меня зовут Аня. Я из сорок второй.

Он усадил её за кухонный стол, открыл тетрадь.

— Пиши фамилию, имя, квартиру. Возраст.

Она аккуратно вывела: «Кириллова Анна, кв. 42, 10 лет».

— Играть умеешь? — спросил он.

— В школе чуть-чуть. Но там стол кривой.

— Ничего. Научим.

За Аней пришёл Костя, записался сам и вписал сына-подростка, который стеснялся зайти. Потом пришла женщина с коляской, записала мужа и себя. Подростки из подъезда, Димка и Лёха, тоже зашли, хмыкнули, но написали свои фамилии.

К вечеру в списке было уже пятнадцать фамилий.

Сергей Петрович сидел на кухне, листал тетрадь и думал над расписанием. Надо было учесть, что кто-то работает до вечера, дети учатся, пенсионеры свободны днём. Он взял линейку, провёл столбцы: «Время», «Понедельник», «Вторник» и так далее.

Первые дни всё шло на удивление гладко. Днём играли пенсионеры и дети, вечером подтягивались работающие. Сергей Петрович ходил по двору с тетрадью, отмечал, кто пришёл, кто нет. Люди улыбались ему, кивали. Он чувствовал себя кем-то вроде старшего по секции.

Соседи начали подшучивать друг над другом.

— Осторожно, у нас тут чемпионка района, — говорил Костя, когда Аня выходила к столу.

— Не мешай, у меня подача фирменная, — отвечала она, закатывая глаза.

Сергей Петрович иногда сам становился к столу, но чаще стоял рядом, подсказывал, поправлял стойку, объяснял, как правильно держать ракетку.

— Не маши рукой, как лопатой, — говорил он Димке. — Кисть мягче. Вот так. И не бей по мячу сверху, срежь его.

Двор постепенно привык к новому звуку — частому постукиванию мячика о стол и ракетки, радостным возгласам, лёгкому смеху. Машины по-прежнему заезжали и выезжали, но теперь их гул смешивался с этим ритмом.

Через месяц кто-то предложил провести турнир.

— А чего мы всё так, просто играем, — сказал Костя, вытирая лоб после очередного матча. — Давайте сделаем соревнование. С сеткой, с жеребьёвкой. Приз какой-нибудь придумаем.

— Какой ещё приз? — усмехнулся Димка. — Денег ни у кого нет.

— Призом будет слава, — вмешался Сергей Петрович. — И пирог. Я испеку. У меня фирменный.

— Тогда точно надо, — оживилась женщина с коляской, которая к тому времени уже перестала возить коляску, а бегала за ребёнком по двору.

Они назначили турнир на субботу. В пятницу вечером Сергей Петрович сел за тетрадь и стал рисовать таблицу. Он аккуратно вписывал фамилии, соединял линии, вспоминая, как когда-то на заводе делали такие же листы для соревнований.

В субботу с утра во дворе было оживлённо. Дети бегали вокруг стола, взрослые обсуждали, кто с кем играет. Кто-то принёс складной столик и поставил на него пластиковые стаканчики, термос с чаем, печенье.

— Официальное открытие, — шутил Костя, хлопая ладонями.

Сергей Петрович вышел вперёд, немного смущаясь.

— Ну что, граждане, — сказал он. — Открываем наш первый турнир. Играем до одиннадцати очков, два сета. Главное — не победа, а чтобы всем было интересно.

— И чтобы не ругались, — добавила женщина с ребёнком.

Первые игры прошли весело. Дети проигрывали взрослым, но не обижались, потому что им хлопали и подбадривали. Подростки спорили из-за спорных мячей, но в итоге соглашались переиграть. Сергей Петрович судил, стоя сбоку, иногда шутил, иногда строго поднимал руку, останавливая слишком горячие споры.

К середине дня он уже устал. Спина ныла, ноги гудели. Но в груди было тепло. Он смотрел на двор, полный людей, и думал, что всё не зря.

Проблемы начались, когда дни стали короче, а вечера темнее.

Сначала это было мелочью. Кто-то задерживался после девяти, кто-то жаловался, что дети не могут уснуть из-за стука мячика. Однажды вечером, когда уже стемнело, к столу подошёл мужчина из соседнего подъезда, невысокий, с тяжёлым взглядом.

— Сколько можно, а? — сказал он, не здороваясь. — Уже десятый час, а вы тут грохочете.

Сергей Петрович посмотрел на часы. Было без пятнадцати десять.

— Сейчас закончим, — сказал он. — Последняя партия.

— Вы каждый раз так говорите. У меня ребёнок маленький. Он вскакивает от этого стука.

Мужчина говорил громко, раздражённо. Люди вокруг притихли. Димка и Лёха, которые как раз играли, замерли с ракетками в руках.

— Мы же по расписанию, — попытался объяснить Сергей Петрович. — До десяти.

— А сейчас сколько? — мужчина ткнул пальцем в часы на телефоне. — Уже почти.

— Почти — не значит уже, — буркнул Лёха.

Мужчина резко повернулся к нему.

— Ты со мной не разговаривай в таком тоне. Тут не спортзал.

Напряжение повисло в воздухе. Сергей Петрович почувствовал, как по спине пробежал холодок. Он не любил конфликты.

— Ладно, ребята, — сказал он. — На сегодня всё. Завтра продолжим.

Подростки недовольно опустили ракетки.

— Мы только разыгрались, — пробормотал Димка.

— Завтра пораньше приходите, — ответил Сергей Петрович. — Сами же знаете, что поздно нельзя.

Мужчина из соседнего подъезда ещё что-то проворчал себе под нос и ушёл.

Этот эпизод мог бы забыться, но через неделю всё повторилось. На этот раз уже не один мужчина, а ещё и женщина из их подъезда подошла с жалобой.

— У нас окна на стол выходят, — говорила она. — Вы бы хоть в будни до девяти ограничили. Люди работают, им отдыхать надо.

— А нам когда играть? — возмутилась Аня. — У нас школа до трёх, потом уроки. Только вечером и получается.

Сергей Петрович стоял между ними и чувствовал, как его тетрадка с расписанием в руках вдруг стала тяжёлой. Все смотрели на него. Как будто он был ответственен за чужой сон, чужой отдых и чужое удовольствие.

Он попробовал изменить расписание. Перенёс детские игры на более раннее время, взрослым предложил выходные. Но не всем это подходило.

— Я в выходные на дачу езжу, — сказал Костя. — Мне только по вечерам удобно.

— А мне как раз по вечерам нельзя, ребёнок засыпает, — возразила женщина.

В тетрадке началась путаница. Люди вычёркивали себя из одних клеток, вписывали в другие. Кто-то обижался, что его «подвинули». Кто-то перестал приходить, потому что «всё равно не попадёшь на стол».

Однажды вечером, когда уже стемнело, а лампочка над подъездом горела тускло, к столу подошла группа подростков, которых раньше во дворе не видели. Они были из соседнего дома, с другой улицы. Принесли свою колонку, включили громкую музыку и стали играть, не спрашивая расписание.

— Ребята, — подошёл к ним Сергей Петрович. — У нас тут очередь. Мы по списку.

Один из них, высокий, с капюшоном на голове, посмотрел на него с насмешкой.

— А вы кто такой?

— Я… организатор. Мы тут клуб сделали. Расписание.

Он поднял тетрадь.

— Какое ещё расписание? Двор общий, что ли не понятно? — вмешался другой. — Мы тоже имеем право.

Костя подошёл ближе.

— Мужики, давайте по-человечески. У нас дети ждут, пенсионеры. Мы уже договорились, кто когда играет.

— С кем договорились? С собой? — засмеялся высокий. — Мы пришли, стол свободен. Всё по-честному.

Началась перепалка. Соседи с их дома стали напоминать, что они «тут сто лет живут», а гости отвечали, что двор муниципальный и никому не принадлежит. Голоса становились всё громче. Кто-то снимал на телефон. Аня стояла в стороне, прижимая к груди ракетку, и смотрела на Сергея Петровича с тревогой.

Он чувствовал, как у него дрожат руки. Всё, что он строил, его аккуратные таблички, шутки и очереди, вдруг оказалось под вопросом. Если сейчас они разругаются, стол превратится в повод для ссор, а не для общения. И тогда, возможно, его снова унесут в подвал.

— Хватит, — сказал он неожиданно для самого себя. Голос прозвучал громче, чем он ожидал.

Все обернулись.

— Давайте так, — продолжил он, стараясь говорить спокойно. — Двор действительно общий. Но мы тут живём рядом, видимся каждый день. Мы уже договорились о времени. Если вы хотите играть, приходите по расписанию. Я вас запишу. Или давайте вместе придумаем, как поделить.

Высокий фыркнул.

— Старик, ты что, директор двора?

Сергей Петрович почувствовал, как его обдало жаром. Он хотел ответить резко, но сдержался. В этот момент к ним подошла женщина с ребёнком на руках.

— Молодой человек, — сказала она высокому. — Мы тут с детьми каждый день. Мы уже привыкли к расписанию. Если вы сейчас будете играть до ночи, у нас дети не уснут. Давайте как-то уважать друг друга.

К ней присоединился мужчина, который раньше ругался из-за шума.

— Я тоже был против поздних игр, — сказал он. — Но днём стол никому не мешает. Давайте вместе решим, а не будем ругаться.

Костя кивнул.

— Предлагаю так, — сказал он. — До девяти — наш двор. После девяти — тишина. Если вы хотите, приходите днём или вечером до этого времени. Мы вас впишем в очередь.

Подростки из соседнего дома переглянулись. Высокий пожал плечами.

— Ладно, — сказал он. — Нам всё равно через час валить. Давайте сейчас доиграем партию, а потом по списку.

Сергей Петрович хотел возразить, но увидел, как напряжение в воздухе немного спало. Люди вокруг начали переговариваться уже не так громко. Он кивнул.

— Хорошо. Только без музыки, — добавил он. — И до девяти.

Они согласились. Музыку выключили. Игра пошла спокойнее.

После этого случая Сергей Петрович понял, что одного расписания мало. Нужно было общее правило, которое все признают. На следующий день он позвал Костю, женщину с ребёнком, мужчину, который жаловался на шум, Аню и подростков. Они собрались у стола.

— Надо договориться, — сказал он. — Чтобы потом не было ссор.

Они долго обсуждали. Одни предлагали ограничить игры до восьми, другие настаивали на девяти. Дети просили оставить хотя бы один вечер подольше, чтобы в выходные можно было играть при свете фонаря.

В итоге сошлись на компромиссе. В будни — до девяти, в выходные — до десяти, но без громкой музыки и криков. Для гостей из других домов оставили специальное время в субботу днём, когда любой мог прийти и записаться на игру.

Сергей Петрович аккуратно записал эти правила на отдельном листе и повесил рядом со столом. Костя помог прикрутить лист к деревянной рамке, чтобы ветер не срывал.

— Думаете, будут соблюдать? — спросил он, вытирая руки о джинсы.

— Если мы сами будем соблюдать, — ответил Сергей Петрович. — Остальные подтянутся.

Первые недели после этого он ходил во двор с лёгким напряжением. Каждый раз, когда наступал вечер, он смотрел на часы и прислушивался к стуку мячика. Если было уже без пяти девять, он подходил к столу и мягко напоминал:

— Ребята, пора заканчивать.

Иногда ему отвечали с недовольством, но всё же заканчивали. Один раз Димка вспылил:

— Да что за детский сад, — сказал он. — Как будто у нас тут комендантский час.

— Это не час, — спокойно ответил Сергей Петрович. — Это уважение к тем, кто за стенкой. Ты же тоже спать когда-нибудь захочешь.

Димка фыркнул, но ракетку всё же отложил.

Постепенно новые правила вошли в привычку. Люди начали сами следить за временем. Кто-то, заметив, что уже поздно, говорил: «Давайте последний сет и всё». Соседи, которые раньше жаловались, стали реже выглядывать в окно с недовольными лицами.

Однажды вечером мужчина, который раньше ругался громче всех, подошёл к Сергею Петровичу.

— Слушайте, — сказал он, переминаясь с ноги на ногу. — Я тут подумал. Может, меня тоже запишете? Я в молодости играл немного.

Сергей Петрович улыбнулся.

— Конечно. Как фамилия?

Они сели на лавочку, и он открыл тетрадь. Мужчина назвал свою фамилию, квартиру, возраст. Вписывая, Сергей Петрович почувствовал странное облегчение. Ещё один человек перестал быть просто «тем, кто жалуется». Он стал участником.

Клуб жил уже несколько месяцев. Стол пережил первые дожди, его накрывали брезентом, который принёс Костя. Зимой его решили не убирать в подвал, а оставить, только закрыть получше. Иногда, в тёплые дни, кто-то всё равно выходил и отбивал пару мячей, стуча в варежках ракеткой.

Весной всё началось с новой силой. Люди, уставшие от квартир, выходили во двор. У стола снова образовалась очередь. В тетрадке появились новые фамилии. К ним присоединились две женщины из соседнего дома, которые раньше только проходили мимо с собаками.

— Мы думали, это только для ваших, — призналась одна из них, записываясь. — А потом увидели объявление, что и чужих берёте.

— У нас никто не чужой, — ответил Сергей Петрович. — Главное, чтобы правила уважали.

Он уже говорил это спокойно, без прежнего внутреннего напряжения. Он знал, что если возникнет спор, они смогут его обсудить. Не сразу, не без эмоций, но смогут.

Иногда по вечерам, когда игры заканчивались, люди не расходились сразу. Они садились на лавочки, обсуждали новости, делились рецептами, жаловались на цены. Дети бегали вокруг, подростки спорили о музыке и фильмах. Стол стоял в центре, как повод, но не единственный смысл.

Сергей Петрович сидел рядом, держа на коленях тетрадь. Листы уже немного помялись, на обложке отпечатались пальцы. Внутри были имена людей, которых он раньше знал только в лицо. Теперь он знал, как зовут их детей, кто где работает, у кого какие привычки.

Однажды Аня подошла к нему с тетрадкой в руках.

— Сергей Петрович, — сказала она. — А можно я буду помогать с расписанием?

Он удивился.

— Зачем тебе это?

— Мне нравится. И вы устаете. Я могу записывать, кто когда хочет. И в чат дома скидывать, у нас же есть.

Он немного поколебался. Тетрадь была для него чем-то личным, символом того, что он всё это начал. Но, глядя на Аню, на её серьёзное лицо, понял, что дело не в тетради.

— Ладно, — сказал он. — Только аккуратно. Ничего не зачеркивай без спроса.

Она заулыбалась, взяла тетрадь бережно, как что-то ценное.

— Я буду, честно.

Теперь по вечерам они сидели вдвоём. Аня записывала заявки в телефон и в тетрадь, сверялась с Сергеем Петровичем, спорила, кого куда поставить.

— Вот смотрите, — говорила она, чертя пальцем по клеткам. — Если мы поставим Костю на шесть, а Димку на семь, они опять будут ругаться, что мало времени. Давайте их вместе, они же друзья.

— Но вместе они будут шуметь, — возражал Сергей Петрович. — Может, лучше развести по разным дням.

Они находили компромиссы. Иногда ошибались, и тогда приходилось объяснять людям, что случилась накладка. Кто-то ворчал, кто-то смеялся.

— У нас тут, как в поликлинике, — шутил Костя. — Живая очередь и запись одновременно.

— Зато без драки, — отвечал Сергей Петрович.

Однажды летом во двор зашёл его сын. Он приехал без предупреждения, с чемоданом и пакетом.

— Пап, — сказал он, поднимаясь по лестнице. — Я к тебе на пару дней. У нас командировка.

Сергей Петрович обрадовался, но и немного смутился. Он хотел показать сыну двор, стол, людей, но боялся, что тот отнесётся к этому с иронией.

После чая они вышли во двор. У стола играли Аня и мужчина, который раньше жаловался. Вокруг стояли люди, смеялись, подбадривали.

— Это что у вас тут? — удивился сын.

— Клуб, — ответил Сергей Петрович. — Настольного тенниса.

— Серьёзно?

— Сам посмотри.

Он подошёл к столу. Люди приветливо кивнули.

— Это мой сын, — представил он. — Гость из другого города.

— Тогда его без очереди нельзя, — засмеялась женщина с ребёнком. — Но можно вписать на завтра.

Сын улыбнулся, пожал плечами.

— Ладно, — сказал он. — Впишите.

Вечером, сидя на кухне, он сказал:

— Пап, круто у тебя тут. Я думал, у вас во дворе только машины и алкаши.

Сергей Петрович усмехнулся.

— Алкаши тоже есть. Но теперь ещё и теннис.

Он не стал рассказывать, как всё начиналось, как он таскал стол, как ругались из-за шума. Это было уже не так важно. Важно было, что сейчас двор жил по-другому.

Осенью, когда листья начали ложиться на асфальт, игры стали реже. Люди спешили домой, темнело рано. Но всё равно каждый день кто-то выходил. Иногда это были только двое пенсионеров, иногда — пара подростков. Они играли, отбрасывая листья с поверхности стола, смеялись, что мячик путается в них.

Однажды вечером, уже в сумерках, Сергей Петрович стоял у окна и смотрел вниз. У стола играли Аня и Димка. Вокруг никого не было. Мячик постукивал по столу, звук поднимался вверх, мягкий, знакомый.

Он подумал, что, наверное, и без него теперь всё будет крутиться. Аня с тетрадкой, Костя с брезентом, женщина с ребёнком, который уже подрос и сам тянулся к ракетке. Люди научились договариваться. Не всегда гладко, но без окончательных ссор.

На следующий день он всё равно вышел во двор с тетрадью. Присел на лавочку рядом со столом. К нему подошёл мужчина, тот самый, что когда-то ругался громче всех.

— Сергей Петрович, — сказал он, присаживаясь рядом. — Я тут хотел сказать. Хорошо, что вы этот стол вытащили. А то бы мы так и сидели по квартирам, ругались на соседей в чатах.

Сергей Петрович пожал плечами.

— Я просто хотел поиграть.

— Ну, вы не скромничайте. Тут теперь все друг друга знают. Я вот раньше с Костей только в лифте здоровался, а теперь мы с ним в паре играем.

Они помолчали. Во дворе кто-то смеялся, ребёнок катил маленькую машинку по асфальту. У стола Аня объясняла что-то новой девочке, показывая, как держать ракетку.

— Главное, что если что-то не так, мы теперь сначала разговариваем, — добавил мужчина. — А не сразу жалобы пишем.

Сергей Петрович кивнул. Он чувствовал, как внутри растекается спокойное тепло. Не восторг, не гордость, а тихое удовлетворение от того, что всё идёт своим чередом.

Он открыл тетрадь, посмотрел на сегодняшнее расписание. Вечером была записана пара игр, потом — пустые клетки. Он перевёл взгляд на Аню.

— Ань, — позвал он. — Ты сегодня за старшую. Я домой пойду, что-то спина ноет.

Она подняла голову, кивнула серьёзно.

— Хорошо. Я всех запишу. И в девять скажу, чтобы заканчивали.

— Скажи, — усмехнулся он.

Он поднялся, опираясь на лавочку, и пошёл к подъезду. По пути остановился, оглянулся. Двор был не идеальный, с облезлыми стенами, кривыми лавочками, мусором у контейнеров. Но в центре стоял зелёный стол, вокруг которого крутилась жизнь.

Сергей Петрович поднялся к себе, сел на кухне, налил чай. Через приоткрытую форточку доносился приглушённый стук мячика и чьи-то голоса. Он слушал и думал, что теперь эта музыка двора будет звучать ещё долго.

Он не знал, сколько ещё лет сможет выходить к столу, держать в руках тетрадь, спорить о расписании. Но уже был уверен, что, даже когда он устанет, кто-то другой подхватит. А если возникнет спор, они не побегут сразу жаловаться, а сначала соберутся у стола и поговорят.

Он отпил чай, поставил кружку на стол и прислушался. Внизу кто-то громко засмеялся, потом раздался голос Ани:

— Всё, последний сет, время!

Сергей Петрович улыбнулся и откинулся на спинку стула. Вечер медленно опускался на двор, а стук мячика ещё какое-то время звучал в его кухне, ровный и уверенный, как дыхание дома.

---

Ваше участие помогает выходить новым текстам

Спасибо за ваше внимание к этому тексту. Оставьте, пожалуйста, отзыв — даже несколько строк в комментариях помогают нам становиться лучше. Если хотите, поделитесь рассказом в соцсетях или с близкими. Поддержать авторов вы также можете через кнопку «Поддержать». Спасибо всем, кто уже поддерживает наш канал. Поддержать ❤️.