Общий проект

Аудиоверсия рассказа

Они сидели друг напротив друга за кухонным столом, как на допросе. На столе остывал чай, между двумя кружками лежала распечатка с логотипом фонда и крупным заголовком про поддержку социальных инициатив.

Алексей смотрел на лист, чтобы не смотреть на Надежду. Она крутила в пальцах ручку, постукивала ею по краю стола и время от времени вздыхала.

— Я не понимаю, — сказала она наконец. — Ты серьёзно думаешь, что грант — это то, что нам сейчас нужно?

Алексей пожал плечами. В голове вертелось: «Нам вообще что-нибудь ещё нужно?» Но вслух он произнёс другое.

— Нам нужны деньги. Тебе — чтобы съехать, мне — чтобы ипотеку тянуть. А тут предлагают финансирование на два года. Проект как раз по твоей теме. Поддержка семей с детьми с инвалидностью. Ты в этом живёшь, ты это знаешь.

Она поморщилась.

— Живу… — повторила. — Я в этом варюсь. Это разные вещи.

Он заметил, как у неё дрогнула левая щека. Раньше это движение казалось ему милым, теперь раздражало. Или он просто так устал раздражаться, что уже не мог отличить одно от другого.

— Мы же всё равно разводимся, — сказала Надежда и посмотрела прямо на него. — Ты заявление в ЗАГС уже подал.

— Подал, — подтвердил он. — Но там ещё месяц. И… — он запнулся, подбирая слова. — И проект — это не про нас. Это про дело.

Она усмехнулась безрадостно.

— Всё у тебя не про нас. Работа, командировки, конференции. А теперь ещё и грант.

Алексей сжал пальцами край стола, чтобы не огрызнуться. Ему хотелось сказать, что именно «про нас» они уже пять лет только и говорят. Про то, кто с сыном больше, кто меньше, кто виноват, что он не разговаривает, кто забыл купить лекарства, кто сорвался и накричал.

— Смотри, — он придвинул к ней распечатку. — Ты — руководитель проекта. Я — координатор по аналитике. Ты работаешь с семьями, я считаю отчёты, пишу заявки, общаюсь с фондом. Разные зоны ответственности. Чётко.

— А дома? — тихо спросила она.

Он вздохнул.

— Дома… Дома мы тоже можем разделить зоны ответственности. У нас это никогда не получалось, — добавил он уже себе, но она услышала.

— Потому что ты исчезал, — резко сказала она. — Ты уходил в работу, а я оставалась с Артёмом одна. И с его истериками, и с его логопедами, и с его садиком, где на него смотрели как на чужого.

Имя сына повисло между ними, как ещё один документ на столе. Из комнаты донёсся негромкий звук мультика. Артём сидел на ковре и крутил в руках любимую машинку, тихо гудел себе под нос.

— Я не исчезал, — выдавил Алексей. — Я зарабатывал. Чтобы были деньги на этих логопедов.

— И на твою новую жизнь, — добавила она.

Он сжал челюсти. Да, про новую жизнь она узнала случайно, прочитав переписку в его телефоне. Тогда всё и посыпалось. Он ушёл на диван, она перестала с ним разговаривать, потом начались разговоры о разводе. Сейчас он жил в той же квартире, но как квартирант.

— Я прекратил всё, — напомнил он. — Я… понял, что не могу так. И что Артёму нужен отец рядом.

— А мне? — спросила она, не отводя взгляда.

Он не нашёл, что ответить. Вопрос был не про сейчас, а про все те годы, когда он был физически рядом, но мыслями в другом месте.

— Грант, — вернулась она к бумаге, словно отрезала. — Ты хочешь, чтобы мы делали его вместе. Зачем?

— Потому что ты умеешь работать с семьями. Тебе верят. А я умею писать проекты. Нас в фонде знают. Вместе у нас есть шанс выиграть. И… — он запнулся. — И, может быть, мы научимся хотя бы разговаривать. Как партнёры. Если уж как муж и жена у нас не вышло.

Она долго молчала. Потом медленно кивнула.

— Хорошо. Давай попробуем. Но с условиями.

Он поднял на неё взгляд.

— Какие?

— Первое. Мы не обсуждаем наш брак во время работы над проектом. Ни намёками, ни уколами. Только по делу.

Он почувствовал, как внутри всё сжалось. Ему казалось, что именно проект может стать поводом наконец сказать всё. Но, видимо, не так.

— Ладно, — сказал он. — Второе?

— Второе. Мы чётко делим обязанности по Артёму. Ты забираешь его из садика два раза в неделю. Не «если получится», а реально забираешь. И сидишь с ним вечером, пока я работаю над методичками.

— Хорошо.

— И третье. — Она чуть помедлила. — Никаких ночных переписок. Ни с кем. Ты живёшь здесь, пока мы не решим, что дальше. Не делишься нашими проблемами с очередной «подругой по интересам».

Он почувствовал, как обожгло стыдом. Хотел возразить, что та переписка была не о проблемах, а о кино и книгах. Но промолчал.

— Ладно, — повторил он. — Согласен.

— Тогда и я поставлю себе условия, — добавила она неожиданно. — Я не буду контролировать каждое твоё движение. Не буду спрашивать, где ты и с кем. Только по работе и по ребёнку.

Он кивнул. В этом было что-то новое. Будто они подписывали не только заявку, но и временное перемирие.

— Значит, пишем? — спросил он.

— Пишем, — ответила она.

Через неделю кухня превратилась в штаб. На стене висела распечатанная диаграмма этапов проекта, на холодильнике — стикеры с дедлайнами. На столе лежали тетрадки с заметками, ноутбук, флешки, списки потенциальных партнёров.

Алексей сидел за ноутбуком и стучал по клавишам, пытаясь сформулировать «социальную значимость инициативы». Надежда листала свои записи с консультаций, помечала что-то красной ручкой.

— Напиши, что родители выгорают, — сказала она. — Что им не с кем обсудить, как это — жить с ребёнком, который не вписывается в нормы.

— «Выгорают» — это слишком общее, — машинально возразил он. — Фонду нужны цифры.

— Цифры… — Она усмехнулась. — Для тебя люди всегда превращаются в цифры.

Он почувствовал, как вспыхивает раздражение.

— Я не про людей. Я про отчёт. Если мы напишем «выгорают», эксперт скажет: а где доказательства?

— Доказательства? — Она отложила ручку. — Хочешь доказательств? Запиши, как мама вчера рыдала у меня в кабинете, потому что муж ушёл, не выдержал. Запиши, как её сын бьётся головой о стену, а она боится, что однажды он себе что-нибудь сломает. Это достаточно доказательств?

Он замер. В её голосе не было истерики, только усталость. Та самая, которую он давно чувствовал в себе, но редко видел в ней.

— Я могу это описать, — тихо сказал он. — Но нужно анонимно, без личных данных. И… — он поискал взглядом её тетрадку. — Ты можешь дать мне обобщённые случаи? Без имён.

Она помолчала, потом кивнула.

— Могу. Только ты напиши не как отчёт, а как живые истории. Чтобы читалось так, будто это не «целевые группы», а люди.

Он поймал себя на том, что слушает её как специалиста, а не как жену, которая всегда чем-то недовольна.

— Договорились, — сказал он.

В этот вечер они работали до позднего часа. Артём заснул, уткнувшись в подушку, в соседней комнате. Надежда периодически вставала, заглядывала к нему, поправляла одеяло. Алексей в эти моменты ловил себя на мысли, что раньше он не замечал, сколько в этих движениях внимания и привычки.

Когда он дописывал раздел про цели проекта, она села рядом и наклонилась к экрану.

— Смотри, — сказала она, — вот здесь ты пишешь, что мы «снизим уровень стресса у семей». А как мы это будем измерять?

— Анкетами. До и после участия в группе.

— А если люди не захотят заполнять? Они и так уставшие.

Он задумался.

— Можно сделать короткую шкалу. Пять вопросов. И часть устно. Ты же всё равно с ними общаешься.

— То есть ты хочешь, чтобы я ещё и психологом стала, — хмыкнула она.

— Ты и так наполовину психолог, — вырвалось у него. — Ты умеешь слушать.

Она удивлённо посмотрела на него. Похвала от него звучала непривычно.

— Ладно, — смягчилась она. — Придумаем вопросы вместе.

Он заметил, как между ними на секунду исчезла привычная натянутость. Но тут же вернулась, когда зазвонил его телефон.

На экране высветилось имя коллеги. Надежда бросила короткий взгляд.

— Опять твоя конференция? — спросила она.

— По проекту, — ответил он и, не раздумывая, нажал сброс. — Перезвоню завтра.

Она ничего не сказала, но он уловил, как у неё чуть расслабились плечи.

Совместная работа вытянула наружу старые обиды. Каждое обсуждение бюджета, каждого партнёра превращалось в мини-спор.

— Зачем нам столько на административные расходы? — спрашивала она. — Лучше добавить ещё одну группу поддержки.

— Потому что нам нужен бухгалтер и юрист. Иначе нас потом налоговая съест, — объяснял он. — И фонд не любит, когда все деньги уходят на «полевую работу». Они понимают, что без админресурса проект развалится.

— Ты всегда всё знаешь лучше, — раздражалась она. — Как тогда, когда решил, что нам обязательно нужна трёхкомнатная квартира в этом районе. И теперь мы в долгах.

— Я думал о будущем, — вспыхивал он. — О том, чтобы у Артёма была своя комната.

— А в настоящем мы поссорились окончательно, — подводила она итог.

Иногда он ловил себя на том, что говорит с ней тоном начальника, а она отвечает, как уставший сотрудник, который давно хотел уволиться. В такие моменты он останавливался, делал паузу и старался переформулировать.

— Давай так, — говорил он. — Я предлагаю вариант. Ты говоришь, что в нём не подходит. И мы ищем третий.

— Ты это на тренинге по управлению персоналом выучил? — язвила она.

— На тренинге по выживанию в браке, — пытался шутить он, но шутки звучали глухо.

Однажды вечером, когда они обсуждали, кого взять в команду, всплыло то, о чём они избегали говорить.

— Я думаю, нам нужен ещё один координатор по работе с семьями, — сказал Алексей. — Кто-то помоложе, энергичный. Может вести соцсети, делать прямые эфиры.

— Помоложе, энергичный… — повторила Надежда. — Как твоя коллега из отдела маркетинга?

Он понял, к чему она клонит.

— При чём тут она? — устало спросил он.

— При том, что ты с ней обсуждал наши семейные дела, — тихо сказала она. — И писал ей, как тебе тяжело жить со мной.

Он почувствовал, как к горлу подступает ком.

— Я… — начал он и осёкся. — Я был идиотом.

— Был? — Она подняла брови.

— Я не оправдываюсь. Просто… — он искал слова. — Я тогда не умел говорить с тобой. Каждый наш разговор превращался в ссору. А с ней было легко. Она меня не знала по-настоящему.

— А я знала, — сказала Надежда. — И всё равно пыталась с тобой говорить.

Он посмотрел на неё. В её глазах не было прежней ярости, только усталое недоверие.

— Я понимаю, что потерял твоё доверие, — сказал он. — И не жду, что ты его вернёшь только потому, что мы вместе пишем грант. Но… — он сделал усилие. — Я хочу хотя бы не разрушать дальше. Если мы будем в одной команде, я не могу себе позволить вести себя, как раньше.

Она молчала. Потом неожиданно кивнула.

— Тогда давай запишем это как правило команды, — произнесла она. — Прозрачность коммуникаций. Никаких скрытых переписок, никаких кулуарных обсуждений коллег.

— Согласен, — сказал он. — И… — он вдохнул. — Я готов, чтобы ты имела доступ к рабочей почте по проекту. Чтобы не было подозрений.

— Я не хочу читать твою почту, — отрезала она. — Я хочу знать, что ты сам не будешь устраивать себе «запасные аэродромы».

Он кивнул. Это было сложнее, чем дать пароль.

С приближением дедлайна напряжение росло. Фонд требовал доработок, просил уточнить показатели, пересчитать смету. Алексей сидел ночами, вносил правки, писал письма. Надежда днём принимала семьи, вечером пыталась формулировать методики для групп.

Однажды ночью, когда он в который раз менял формулировку «ожидаемых результатов», в кухню вошла Надежда в халате. Волосы у неё были растрёпаны, глаза усталые.

— Ты опять не спишь, — сказала она. — Третий день.

— Надо успеть, — ответил он, не отрываясь от экрана. — Эксперт просил уточнить, как мы будем измерять вовлечённость отцов.

— Отцов… — Она прислонилась к дверному косяку. — Ты сам-то понимаешь, как это делается?

Он обернулся.

— В смысле?

— В смысле, ты сам был тем отцом, которого не было. Как ты теперь будешь их вовлекать?

Слова ударили сильнее, чем он ожидал. Он отвернулся к ноутбуку, чтобы она не видела, как он поморщился.

— Может, как раз поэтому и смогу, — тихо сказал он. — Я знаю, как это — сбегать в работу. И как потом стыдно.

Она помолчала.

— Стыдно — это хорошо, — произнесла она. — Значит, ещё есть к чему возвращаться.

Он поднял на неё глаза. В её голосе не было насмешки, только констатация.

— Слушай, — сказала она, подойдя ближе. — Давай завтра сделаем по-другому. Ты заберёшь Артёма из садика и пойдёшь с ним в парк. А я сяду за методики. Ты всё равно уже не соображаешь.

— Но дедлайн…

— Дедлайн через три дня. Ты сейчас наделаешь глупых ошибок. Отдохни от компьютера.

Он хотел возразить, но вдруг понял, что она права. Голова гудела, буквы на экране расплывались.

— Ладно, — согласился он. — Завтра заберу.

— И не забудь, — добавила она. — Не как раньше.

Он кивнул. В памяти всплыли десятки случаев, когда он обещал и не выполнял. Опаздывал, переносил, «зависал на работе». Завтра придётся доказать, что он может иначе.

На следующий день он пришёл в садик за полчаса до закрытия. В раздевалке стоял тяжёлый запах мокрых детских курток и варежек. Воспитательница удивлённо подняла глаза.

— Алексей Сергеевич, вы сегодня? — спросила она.

— Я, — подтвердил он. — Как Артём?

— Спокойно. Сегодня без истерик. Только в обед чуть расстроился, когда вы его не забрали.

Его кольнуло.

— Я… не обещал сегодня, — пробормотал он.

— Он просто спрашивал, придёте ли вы, — объяснила воспитательница. — Но вы вот пришли.

Артём выскочил из группы, увидел отца и замер. Потом медленно подошёл.

— Папа, — сказал он, будто проверяя.

— Я, — улыбнулся Алексей. — Пойдём в парк?

Мальчик кивнул и протянул ему руку. Алексей взял её и почувствовал, как внутри что-то сдвинулось. Рука была тёплая, чуть влажная от игры.

Они шли по двору, обходя лужи, и Алексей думал о том, как мало он знает о собственном сыне. Как он смеётся, когда ему страшно, какие мультики терпеть не может, каких людей избегает.

В парке они сидели на скамейке, кормили воробьёв сухарями. Артём не говорил много, но иногда смотрел на отца и улыбался.

— Ты меня любишь? — вдруг спросил он.

Алексей почувствовал, как перехватило дыхание.

— Конечно, люблю, — ответил он. — Очень.

— А маму? — последовал следующий вопрос.

Он замялся.

— Мы с мамой сейчас… — начал он и понял, что не знает, как объяснить.

— Вы ругаетесь, — констатировал Артём. — Ты громко.

Алексей опустил глаза.

— Я стараюсь так больше не делать, — тихо сказал он. — Мы с мамой сейчас вместе работаем. Делаем важное дело. Чтобы другим семьям было легче.

— А нам? — спросил Артём.

Этот вопрос оказался самым тяжёлым.

— И нам тоже, — наконец произнёс Алексей. — Если у нас получится.

Вечером, когда он вернулся с Артёмом, Надежда сидела за столом с распечатанными анкетами. Она подняла голову.

— Ну как? — спросила.

— Ходили в парк, — ответил он. — Кормили птиц.

— Он был спокоен, когда вы уходили, — заметила она.

— Удивлён, — поправил он. — Но, кажется, рад.

Она кивнула и снова уткнулась в бумаги. Алексей подошёл ближе.

— Я подумал, — сказал он. — В анкете для отцов можно добавить вопрос про то, что им мешает проводить время с детьми. Не только про работу. Про страх, про чувство вины.

Она посмотрела на него внимательнее.

— Ты про себя сейчас? — спросила.

— И про себя тоже, — признался он.

— Запиши, — сказала она. — Это важно.

В тот день, когда фонд прислал письмо с последними замечаниями. Они сидели на кухне, читали его вслух.

— «Просим уточнить распределение ролей в команде. Обращаем внимание, что руководитель проекта несёт основную ответственность за реализацию и отчётность»… — прочитала Надежда и замолчала.

— Ну, это логично, — сказал Алексей. — Ты же руководитель.

— А ты? — подняла она взгляд. — Ты опять будешь в тени? Делать всё, а я буду отвечать перед фондом и семьями?

— Я и так собирался большую часть административной работы взять на себя, — удивился он. — Я в этом разбираюсь.

— В том-то и дело, — резко сказала она. — Ты опять будешь «разбираться», а я — лицом проекта. Ко мне придут, если что-то пойдёт не так. Ко мне придут мамы, отцы, журналисты. А ты сможешь сказать: «Это не я, это она не справилась».

Он почувствовал, как в нём закипает протест.

— Когда я так делал? — спросил он.

— Когда Артём не заговорил в три года, — напомнила она. — Ты сказал, что я «упёрлась в свои методы» и не хочу слушать специалистов. Когда я просила тебя сходить с нами к психиатру, ты сказал, что «не хочешь в этом копаться».

— Я боялся, — вырвалось у него. — Боялся, что нам поставят диагноз, с которым я не справлюсь. Что это навсегда. Что я не потяну.

— А я потяну? — воскликнула она. — Я должна была тянуть, потому что ты боялся?

Они замолчали. В тишине было слышно, как в комнате шуршит Артём, перебирая игрушки.

— Я не хочу повторения, — сказала она наконец. — Если мы берёмся за проект, мы оба несём ответственность. И перед фондом, и перед семьями, и перед нашим сыном. Я не буду одна «лицом», а ты — «мозгом». Либо мы вместе, либо никак.

Он смотрел на неё и понимал, что это не только про грант. Это про их жизнь.

— Что ты предлагаешь? — спросил он.

— Давай будем со-руководителями, — сказала она. — В заявке так и напишем. Две подписи под отчётами. Два контакта для связи. И внутри проекта тоже. Если что-то идёт не так, мы вместе выходим к людям и объясняем.

Он задумался.

— Фонду может не понравиться две головы, — осторожно заметил он. — Они любят одну точку ответственности.

— Тогда пусть знают, что у нас партнёрство, — твёрдо ответила она. — Если они не готовы к этому, значит, это не наш грант.

Ему вдруг стало страшно. Они столько сил вложили, а она готова поставить под вопрос саму подачу ради принципа.

— Ты правда готова всё потерять из-за формулировки? — спросил он.

— Я не хочу снова потерять себя, — сказала она. — Я уже жила в схеме, где ты принимаешь решения, а я подстраиваюсь. Больше не хочу.

Он почувствовал, как внутри что-то ломается. Он всегда считал, что берёт ответственность. Что спасает семью, принимая непопулярные решения. А сейчас выходило, что он просто привык быть главным.

— Ладно, — произнёс он медленно. — Пишем, что у проекта два руководителя. Если фонд откажет — значит, так.

Она посмотрела на него с удивлением.

— Ты серьёзно?

— Серьёзно, — кивнул он. — Если мы хотим, чтобы семьи учились партнёрству, мы сами должны его показать. Не на словах.

В этот момент он понял, что старый порядок уже не вернётся. Он не сможет больше говорить «я лучше знаю». Не только в проекте, но и дома.

После того разговора работа пошла по-другому. Они чаще спрашивали друг друга: «Как ты на это смотришь?» вместо «Я решил». Спорили, но старались слышать.

Когда нужно было выбрать площадку для групп, они поехали вместе. Смотрели на кабинеты, обсуждали, где удобнее родителям с колясками, где тише.

— Здесь слишком тесно, — говорила Надежда.

— Зато рядом метро, — возражал Алексей.

— А родители с детьми на метро не всегда ездят, — напоминала она. — Им нужны парковочные места.

Он слушал и замечал, как много практических мелочей она учитывает. Раньше он бы отмахнулся, решив, что главное — цена аренды.

Дома они составили график. В какие дни кто с Артёмом, кто занимается проектом, кто решает бытовые вопросы.

— Я беру понедельник и среду, — сказал Алексей. — Забираю его из садика, готовлю ужин.

— Тогда я беру вторник и четверг, — ответила Надежда. — В эти дни ты можешь задерживаться на работе или ездить по партнёрам.

— А пятница?

— Пятница — семейный день, — неожиданно сказала она. — Без проекта. Только мы и Артём. Даже если мы всё равно расстанемся, у него должна быть память о том, что мы были вместе не только когда ругались или работали.

Он удивлённо посмотрел на неё.

— Ты… хочешь сохранить пятницу, даже если… — начал он.

— Я не знаю, что будет с нашим браком, — честно сказала она. — Но я знаю, что он наш общий ребёнок. И наш общий проект. И то, и другое. Я не хочу, чтобы он вспоминал только скандалы.

Он кивнул. Это было не про романтическое примирение. Это было про ответственность.

Ответ из фонда пришёл через неделю. Письмо лежало в общей почте проекта, к которой у обоих был доступ. Они открыли его вместе.

— «Сообщаем, что ваш проект рекомендован к поддержке»… — прочитал Алексей и почувствовал, как у него перехватывает дыхание.

— «Отмечаем сильную сторону — фокус на вовлечении обоих родителей и партнёрскую модель руководства»… — добавила Надежда, читая дальше. — Они приняли двух руководителей.

Они переглянулись. В глазах у неё блеснули слёзы.

— У нас получилось, — прошептала она.

— У нас, — подтвердил он.

Из комнаты выглянул Артём.

— Что случилось? — спросил он.

— Нам дали деньги на наш проект, — объяснила Надежда. — Мы будем помогать другим семьям.

— А нам? — повторил он свой любимый вопрос.

Алексей и Надежда посмотрели друг на друга. В этот момент решение, которое они откладывали, стало неизбежным.

— Нам тоже, — сказал Алексей. — Но для этого нам надо кое-что обсудить.

Они сидели вечером на кухне без бумаг и ноутбуков. Чайник шумел на плите, но они не спешили наливать.

— Нам нужно решить, что с разводом, — начала Надежда. — До даты осталось две недели.

Алексей сжал руки на коленях.

— Я… не хочу разводиться, — сказал он наконец. — Но я понимаю, что ты можешь хотеть.

— Я устала жить в подвешенном состоянии, — призналась она. — И устала бояться, что всё повторится. Что ты опять уйдёшь в работу и в переписки.

— Я не могу обещать, что никогда не ошибусь, — честно сказал он. — Но могу обещать, что если мне станет тяжело, я скажу тебе. А не какой-нибудь коллеге. И что в списке дел семья будет не последней.

Она посмотрела на него долгим взглядом.

— Я вижу, что ты стараешься, — сказала она. — За эти недели ты был с Артёмом больше, чем за прошлый год. Ты реально взял на себя часть быта. Ты не исчезаешь. Это важно.

Он почувствовал, как в груди поднимается тёплая волна.

— Но… — добавила она. — Я всё ещё злюсь. И всё ещё помню, как было больно. Я не могу просто вычеркнуть это.

— И не нужно, — ответил он. — Я не прошу забыть. Я прошу дать шанс. Не нашему «прошлому браку», а чему-то новому. Где мы партнёры. Как в проекте.

Она задумалась.

— Если мы решим не разводиться, — сказала она медленно, — это не значит, что всё вернулось «как раньше». Я не хочу «как раньше». Я хочу, чтобы у каждого была своя зона, свои границы. Чтобы мы не растворялись друг в друге и в ребёнке.

— Согласен, — кивнул он. — И если через год мы поймём, что всё равно не получается, мы сможем расстаться спокойно. Без войны. Но сейчас… — он сделал паузу. — Сейчас я хочу попробовать.

Она вздохнула.

— Давай так, — сказала она. — Мы подаём в ЗАГС заявление о том, что передумали. И даём себе год. За этот год мы работаем над проектом, над собой, над семьёй. Через год садимся и честно говорим, что у нас получилось, а что нет.

Он кивнул. Это было не сказочное «и жили они долго и счастливо». Это был контракт. Но честный.

— И ещё, — добавила она. — Я хочу пойти к семейному психологу. Вместе. Не чтобы «чинить брак», а чтобы научиться говорить. Ты готов?

Он задумался на секунду и понял, что да.

— Готов, — сказал он. — Если ты тоже готова слушать мои претензии. Не только я — твои.

— Готова, — ответила она. — Мы оба были неидеальны.

Они замолчали. В тишине слышно было, как в комнате тихо сопит во сне Артём.

— Значит, не разводимся? — спросил Алексей.

— Значит, даём себе шанс, — поправила она.

Через неделю они стояли в коридоре ЗАГСа у того же окна, где месяц назад подавали заявление. Женщина за стеклом подняла на них глаза.

— Передумали? — спросила она привычным тоном.

— Хотим забрать заявление, — сказала Надежда.

— Обоюдно? — уточнила сотрудница.

— Обоюдно, — ответил Алексей и почувствовал, как внутри что-то отпускает.

Они расписались в журнале, вышли на улицу. Было прохладно, но солнечно. Люди спешили по своим делам, никто не обращал на них внимания.

— Странно, — сказала Надежда. — В прошлый раз я отсюда выходила с чувством, что всё закончилось. А сейчас…

— Сейчас всё только начинается, — предложил он.

— Не надо пафоса, — усмехнулась она. — У нас впереди куча отчётов, собраний и семейных ссор.

— Но теперь хотя бы есть план, — заметил он.

Она кивнула.

— И общий проект, — добавила она. — Не только грантовый.

Он посмотрел на неё. В её лице он увидел и усталость, и осторожную надежду. Не лёгкую влюблённость, а что-то более тяжёлое и устойчивое.

— Поехали за Артёмом, — предложил он. — Сегодня же пятница.

— Пятница, — согласилась она. — Наш день.

Они пошли к остановке, шагая рядом. Не держась за руки, но и не отдаляясь. Между ними не было прежней пропасти, но и мост ещё только строился.

Алексей поймал себя на том, что идёт медленнее, подстраиваясь под её шаг. Надежда это заметила, но ничего не сказала. Только чуть повернула голову в его сторону.

Впереди был садик, парк, воробьи, первые встречи групп поддержки, отчёты для фонда, сессии у психолога и ещё много всего, что нельзя было предугадать. Но сейчас у них был общий путь до остановки и общий план на вечер.

Он поправил ремень сумки с документами проекта и посмотрел на небо. Потом на Надежду. Она шла рядом, глядя вперёд. И этого, на этот момент, было достаточно.


Спасибо, что читаете наши истории

Если вы увидели в этой истории что-то своё, напишите об этом в комментариях — мы ценим такую откровенность. Поделитесь текстом с теми, кому он может понравиться. При желании поддержать наш авторский труд можно через кнопку «Поддержать». Спасибо каждому, кто уже откликнулся и помогает нам. Поддержать ❤️.