Наталья проснулась за минуту до будильника. В комнате было ещё темновато, но за шторами угадывался февральский серый свет. Спина ныла после сна, пальцы на руках были чуть припухшими, как всегда по утрам. Она посидела на краю кровати, подождала, пока голова перестанет кружиться, и только потом встала.
На кухне было тихо. Муж уже ушёл на пробежку, как делал последние пару лет, с тех пор как сдал анализы и испугался холестерина. Наталья включила чайник, достала из шкафчика две кружки, потом одну убрала. Он по утрам всё равно пил только воду.
Пока вода нагревалась, она проверила телефон. В семейном чате ничего нового, только фотографии внука от сына, присланные ещё вечером. Мальчик в садике держит в руках картонную ракету. Наталья машинально улыбнулась и почувствовала, как внутри поднимается знакомое тёплое чувство: вот ради кого она терпит пробки, отчёты, бесконечные планёрки.
Работа была её опорой уже двадцать восемь лет. Отдел кадров в районной поликлинике: сначала младший инспектор, потом ведущий специалист. Лица врачей и медсестёр менялись, приходили и уходили главврачи, а она оставалась. Она знала, у кого какие дети, кто в каком браке, кому надо подсказать, как оформить отпуск по уходу, а кого вовремя дёрнуть за рукав, чтобы не забыл принести справку.
В последние годы стало тяжелее. Бумаги сменились электронными системами, отчёты умножились, сверху требовали цифры и таблицы. Наталья ворчала, но осваивала программы, записывала пароли в блокнот, хранила на рабочем столе аккуратные папки. Ей нравилось ощущать, что она нужна. Что без неё весь этот тихий хаос окончательно развалится.
Она налила себе чай, положила в него ломтик лимона и села к окну. Во дворе дворник сгребал снег к обочине, редкие машины выезжали из двора. Наталья представила, как через десять–пятнадцать лет будет смотреть на тот же двор, только уже с балкона, закутанная в тёплый халат. Может быть, рядом будет сидеть внук постарше, болтать ногами и спрашивать, почему снег такой серый.
Эта картинка жила у неё в голове давно. Летом к ней добавлялась дача с облупившимся домиком, грядки, на которых она, ворча, полет укроп, а потом вечером сидит у мангала и спорит с мужем о том, сколько соли класть в шашлык. Старость казалась чем-то понятным, хоть и не слишком радостным. Своим.
Входная дверь щёлкнула, и по коридору прошуршали кроссовки. Муж зашёл на кухню, потянул носом воздух.
— Опять чай без сахара? — спросил он, вытирая полотенцем шею.
— Врач сказал, поменьше сладкого, — напомнила Наталья.
Он усмехнулся и налил себе воду из фильтра. У него были чуть поседевшие виски и узкое лицо, которое за последние годы стало ещё суше. Когда-то ей нравились его острые скулы и уверенный взгляд. Сейчас она чаще видела усталость и какое-то скрытое раздражение, которое он старался не показывать.
— Сегодня задержусь, — сказал он, глядя в окно. — Вечером не жди с ужином.
— Опять совещание? — спросила она. — Или твои курсы английского?
Он поморщился.
— Не курсы, а занятия с преподавателем.
— Ну да, — кивнула Наталья. — С преподавателем.
Он бросил на неё короткий взгляд, но промолчал. У Натальи в животе сжалось. В последнее время у них было много таких полупредложений, недосказанностей. Слова, которые они не произносили, висели в воздухе плотнее, чем любые разговоры.
Она оделась, проверила, закрыто ли окно в спальне, и уже в коридоре привычным жестом взяла связку ключей. Металл приятно холодил ладонь. Эти ключи были с ней столько лет, что она почти не задумывалась, как часто перекладывает их из сумки в карман и обратно. Дом, машина, дача, почтовый ящик. Её маленький набор уверенности.
В маршрутке было тесно. Люди молча смотрели в телефоны, кто-то зевал, кто-то тихо ругался из-за остановок. Наталья прижала к себе сумку и стала думать о предстоящем дне. В обед нужно будет позвонить маме, спросить, как давление. Маме семьдесят три, она жила в соседнем районе и упорно отказывалась переезжать к ним или хотя бы поближе к сыну.
— Я тут всех знаю, — повторяла она. — В аптеке, в магазине, в поликлинике. Куда я поеду?
Наталья каждый раз кивала и в глубине души понимала её. Привычные стены, знакомые лица, маршрут до остановки, который можно пройти с закрытыми глазами. От этого зависело чувство, что ты ещё на своём месте.
В поликлинике пахло хлоркой и лекарствами. На входе охранник кивнул ей. В коридорах уже толпились пациенты, кто-то спорил с регистратурой, кто-то смотрел на часы. Наталья прошла в свой кабинет, сняла пальто, включила компьютер и пошла за кипятком.
В отделе кадров было тесно: три стола, шкаф с личными делами сотрудников, старый принтер, который жужжал и зажёвывал бумагу. Её коллега, молодая женщина лет тридцати, раскладывала по папкам какие-то бумаги.
— Утро, — бросила та. — Слышала новость?
— Какую? — Наталья поставила кружку на стол и села.
— Главврач собирает всех руководителей отделов в десять. Говорят, будет что-то про оптимизацию.
Слово повисло в воздухе, как сквозняк. У Натальи внутри всё сжалось. Оптимизация за последние годы означала только одно: людей будут сокращать.
— Может, опять отчёт новый, — попыталась она отмахнуться.
— Может, — неуверенно сказала девушка.
Работа закрутила. Приходили врачи, приносили заявления, спрашивали про отпуска. Наталья механически объясняла, ставила подписи, вбивала данные в систему. Мысли всё время возвращались к слову, которое прозвучало утром.
В десять её вызвали в актовый зал вместе с начальником отдела кадров. Там уже сидели заведующие отделениями, старшие медсёстры. Главврач, мужчина лет шестидесяти, вышел к трибуне, поправил галстук.
Он говорил про реформу, про новые стандарты, про необходимость «повышения эффективности». Наталья слушала, как сквозь вату. Потом прозвучало, что штатное расписание будут пересматривать, что часть функций объединят, что кое-где есть «избыточные единицы».
— Конкретные решения будут приниматься в ближайший месяц, — сказал главврач. — Руководители подразделений получат списки должностей, которые подлежат сокращению.
Слово «должностей» прозвучало тяжело. Наталья поймала на себе взгляд начальника отдела кадров. Тот быстро отвёл глаза.
После собрания она вернулась в кабинет и закрыла дверь. Коллега уже знала всё — новости разлетались мгновенно.
— Думаешь, нас заденет? — спросила девушка, нервно теребя ручку.
— Не знаю, — ответила Наталья. — У нас и так людей не хватает.
— Но если объединят с бухгалтерией или ещё с кем… — Девушка не договорила.
Наталья вспомнила, что в прошлом году в соседней поликлинике сократили одного кадровика, оставив на двоих работу троих. «Справятся», — сказали тогда.
Она попыталась вернуться к делам, но цифры расплывались перед глазами. Перед обедом она зашла к начальнику отдела кадров.
— Можно на минуту? — спросила она, приоткрыв дверь.
Он кивнул, не поднимая глаз от монитора.
— Ты слышал? — начала Наталья.
— Слышал, — коротко ответил он.
— Наш отдел… — Она запнулась.
Он наконец посмотрел на неё. Взгляд был усталым.
— Наталья, пока ничего конкретного не знаю. Ждём распоряжения сверху. Как только будет информация, я скажу.
Она кивнула и вышла. В коридоре ей стало жарко, хотя на ней был только тонкий свитер. В голове всплыла цифра — её возраст. Пятьдесят. Не сорок, когда ещё можно было попробовать что-то новое. Не тридцать, когда можно было рискнуть. Пятьдесят.
Дома она оказалась позже, чем обычно. В маршрутке застряли в пробке, и она всё это время смотрела в окно, не видя улиц. Мысли ходили по кругу. Если её сократят, какую работу она найдёт? Кто возьмёт в отдел кадров женщину её возраста, пусть и с опытом? В частную клинику? В какой-нибудь колледж? И захочет ли она начинать всё сначала, учить новые программы, вливаться в чужие коллективы?
Муж пришёл около девяти. На нём был костюм, который он надевал на важные встречи. Он снял пиджак, аккуратно повесил его, потом прошёл на кухню.
— Ты ужинала? — спросил он.
— Ждала тебя, — ответила Наталья. — Разогреть суп?
— Не надо, я поел, — сказал он и налил себе чай. — У нас сегодня было собрание.
— У нас тоже, — сказала она. — Про сокращение.
Он поднял брови.
— Тебя?
— Пока не знаю. Сказали, штат будут пересматривать.
Он помолчал, потом сел напротив.
— У меня тоже новости, — сказал он. — Предложили контракт за границей.
Наталья не сразу поняла.
— Где за границей?
— В Германии. Филиал компании запускает новый проект. Нужен человек с опытом. На два–три года.
Она смотрела на него, не чувствуя лица.
— Ты согласился? — спросила она.
— Я сказал, что подумаю, — ответил он. — Но, если честно, это серьёзный шанс. И по деньгам, и по опыту.
Слова о заработке ударили по ней сильнее всего. Деньги всегда были аргументом, который трудно оспорить. Квартира, ремонт, помощь сыну с ипотекой, лекарства для мамы. Всё это стояло за сухой фразой.
— На два–три года, — повторила Наталья. — И что я буду делать эти два–три года?
Он отвёл взгляд.
— Можно обсудить варианты. Ты можешь поехать со мной. Там тоже нужны специалисты по персоналу. Я узнаю.
Она представила чужой город, непонятную речь вокруг, попытки объясниться на языке, который она помнила только по школьным урокам. Представила маму, которая останется одна, сына с семьёй, внука. И себя, стоящую в супермаркете где-нибудь под Гамбургом, ищущую сметану на полках, где всё написано чужими буквами.
— Или можешь остаться, — продолжил он. — Работать здесь, быть с внуком. Два–три года пролетят.
Он говорил уверенно, но в голосе звучала неуверенность. Наталья заметила, как он сжал пальцы на кружке.
— А если не пролетят? — тихо спросила она. — Если ты там останешься?
Он вздохнул.
— Я же не собираюсь эмигрировать. Это рабочий контракт.
— Рабочий контракт тоже можно продлить, — сказала она. — Там новые возможности, новые связи. А здесь…
Она не договорила. «А здесь» означало всё, что стало привычным и тяжёлым. Очереди в поликлинике, вечные ремонты дорог, цены в магазинах, новости по телевизору, от которых она давно отвыкла ждать чего-то хорошего.
Они замолчали. В тишине было слышно, как в соседней квартире кто-то двигает стул.
— Давай не сегодня, — сказал он наконец. — Я тоже устал. Обсудим на выходных.
Наталья кивнула. Она чувствовала, как внутри поднимается волна, но не знала, что это — страх, злость или усталость.
Ночью она долго не могла уснуть. Слушала, как муж дышит рядом, как за окном проезжают редкие машины. Мысли перескакивали. Сокращение. Контракт. Мама. Внук. Её собственное тело, которое всё чаще напоминало о себе — то коленом, то спиной, то давлением.
Утром она позвонила сыну. Тот ответил на бегу.
— Мам, я на планёрке, — сказал он шёпотом. — Всё нормально?
— Да, — ответила она. — Потом перезвонишь.
Она не хотела говорить об этом по телефону между делом. Да и не знала, что именно сказать. «Твой отец собирается уехать»? «Меня могут уволить»? Как это прозвучит для человека, который только начал выкарабкиваться из своих кредитов и забот?
В поликлинике день был суматошным. В обед начальник отдела кадров позвал её к себе.
— Наталья, — начал он, когда она вошла. — Ситуация такая. Нам спустили новое штатное расписание. Одна ставка в отделе кадров подлежит сокращению.
У неё в груди стало пусто.
— Чья? — спросила она, хотя уже знала.
— Формально — ведущего специалиста, — сказал он, глядя в бумаги. — То есть твоя.
— Формально? — переспросила она.
— Я могу предложить тебе должность инспектора, — сказал он. — Это понижение, но без увольнения. Зарплата будет меньше.
Она села, потому что ноги стали ватными.
— Насколько меньше?
Он назвал сумму. Наталья прикинула в уме — минус пара тысяч, ещё минус. Это означало, что придётся экономить ещё сильнее. Меньше помогать сыну, думать, какие лекарства купить маме, какие отложить.
— И второй вариант, — продолжил начальник. — Сокращение по всем правилам. Выплаты, компенсация за три месяца. Можешь встать на учёт в центр занятости.
Она кивнула. Слова про службу занятости звучали как что-то далёкое, из чужой жизни.
— Подумай до конца недели, — сказал он. — Напишешь заявление, как решишь.
Она вышла из кабинета и долго стояла в коридоре, глядя в окно на заснеженный двор поликлиники. Люди приходили и уходили, машины скорой помощи подъезжали и уезжали. Жизнь шла своим чередом, как будто её личные новости ничего не значили.
Вечером она зашла к маме. Та сидела на кухне, читала газету и в очках смотрела поверх страниц.
— Ты бледная, — сказала мама. — Давление мерила?
— Всё нормально, — ответила Наталья. — Просто день тяжёлый.
Она рассказала про сокращение, умолчав про предложение поехать за границу. Мама слушала внимательно, морщила лоб.
— Понижение — это ещё не катастрофа, — сказала она. — Зарплата, конечно, хуже, но работа есть. В твоём возрасте работу искать тяжело.
— А если я всё-таки попробую? — спросила Наталья. — Вдруг найдётся что-то лучше?
Мама вздохнула.
— Ты сама решай. Я в твои годы уже никуда не рыпалась. Но времена другие.
Слово «другие» прозвучало странно. Наталья подумала, что времена всегда меняются для тех, кто стареет.
На обратном пути она поймала себя на том, что смотрит на дома вдоль дороги и мысленно примеряет к ним свою жизнь. Вот новый жилой комплекс, свет в окнах, детская площадка. Вот старые пятиэтажки, облупившаяся краска, но деревья во дворе уже большие, как в её детстве. Где бы она смогла жить, если всё изменится?
В выходные они с мужем наконец сели за стол и начали говорить по-настоящему.
— Мне нужно решение, — сказал он. — Компания ждёт ответ в течение месяца.
— А мне нужно решение до конца недели, — ответила она. — Или понижение, или увольнение.
Они посмотрели друг на друга. В этих взглядах было слишком много.
— Если ты останешься на пониженной должности, — сказал он, — мы всё равно справимся. Я буду зарабатывать больше. Эти пару лет я смогу пересылать деньги.
— А если я уволюсь и поеду с тобой? — спросила Наталья. — Я смогу там работать? На каком языке я буду объяснять людям, как оформить отпуск?
Он помолчал.
— Можно найти курсы, выучить язык, — сказал он. — Там много наших. Можно начать не сразу по специальности.
— То есть пойти куда? — спросила она. — Убирать офисы? Мыть посуду в кафе?
Он нахмурился.
— Не преувеличивай. Ты умная, опытная. Найдёшь себя.
— А мама? — напомнила она. — Внук? Сын? Ты думаешь, я смогу спокойно жить в другом городе, зная, что мама одна здесь?
— Можно оформить сиделку, — сказал он. — Можно перевезти её к сыну.
Наталья усмехнулась.
— Ты сам с ней говорил об этом? Она едва соглашается, чтобы я вызывала врача на дом.
Он замолчал. В комнате повисла пауза.
— Я тоже боюсь, — сказал он вдруг. — Ты думаешь, мне легко? Мне пятьдесят два. Начинать всё в другой стране, в новом коллективе, на другом языке. Но я смотрю вокруг и понимаю, что здесь мне светит только медленное затухание. Там у меня есть шанс. Если я откажусь, второго не будет.
Она впервые за разговор увидела в его глазах не уверенность, а страх. И что-то ещё — упрямство человека, который не хочет смириться с тем, что всё хорошее уже позади.
— А я? — спросила она. — Мой шанс где?
Он не нашёлся, что ответить.
Они говорили ещё долго, возвращаясь к одним и тем же аргументам. В какой-то момент Наталья почувствовала, что круг замкнулся. Каждый из них держался за свою картинку будущего, и эти картинки не совпадали.
Ночью у мамы поднялось давление. Наталье позвонила соседка.
— Она жалуется на головную боль, — сказала та. — Я вызвала скорую, но, может, ты приедешь?
Наталья быстро оделась, разбудила мужа.
— У мамы плохо с давлением, — сказала она. — Я поеду.
Он кивнул, сонно протёр глаза.
В квартире мамы было душно. Мама лежала на диване, бледная, с влажным лбом. Врач скорой, молодая женщина, мерила давление, задавала вопросы. Наталья стояла рядом и чувствовала, как внутри всё сжимается.
— Давление высокое, — сказала врач. — Но пока без критики. Дадим таблетки, будем наблюдать. Если не снизится, отвезём в стационар.
Пока мама пила таблетки, пока врач записывала что-то в карте, Наталья смотрела на старые обои, на знакомый ковёр на стене, на стул у окна, на котором она сидела подростком, делая уроки. В этой квартире было её прошлое. Здесь она впервые привела мужа знакомиться с родителями, здесь они оставляли сына на ночь, когда сами уезжали на море.
Она вдруг отчётливо увидела, что старость — это не только дача и внуки. Это ещё и ночные вызовы скорой, таблетки, страх, что в какой-то момент никто не успеет приехать.
Когда давление у мамы немного снизилось и врач уехала, Наталья осталась ночевать у неё. Лёжа на узком диване в соседней комнате, она слушала, как мама дышит, и думала о своём будущем. Если она уедет, кто будет сидеть здесь в такую ночь? Сын, у которого работа и маленький ребёнок? Соседка, у которой свои болезни?
Утром, возвращаясь домой, она шла по своему району и смотрела на знакомые дома. Каждый подъезд, каждый двор был связан с какой-то историей. Вот в этом доме жили их друзья, с которыми они когда-то ездили на природу. Вон там она покупала школьную форму сыну. Здесь они с мужем спорили о том, куда поехать в отпуск.
Она поймала себя на том, что держит в руке ключи, хотя не собиралась никуда заходить. Сжала их сильнее, почувствовала шершавую поверхность брелока. Её жизнь была вписана в эти улицы.
В тот же день после работы она зашла в маленькое кафе неподалёку от поликлиники. Там было тихо, играла негромкая музыка. Наталья заказала кофе и достала из сумки блокнот.
Она начала выписывать варианты. Оставаться на пониженной должности. Уволиться и искать новую работу. Уволиться и поехать с мужем. Остаться и ждать его возвращения. В каждом варианте были плюсы и минусы, стрелочки, вопросительные знаки.
Когда лист заполнился, она посмотрела на него и вдруг поняла, что во всех этих вариантах она ставит в центр кого-то ещё. Мужа, маму, сына, начальство. Себя она рассматривала только как функцию — поддержать, помочь, подстроиться.
Эта мысль была неприятной. Она почувствовала стыд, будто призналась в эгоизме, хотя речь шла как раз о том, что она никогда не позволяла себе быть эгоисткой.
Вечером она позвонила сыну и попросила встретиться. Они сели в парке на лавочку. Было прохладно, люди спешили мимо.
— Папе предложили контракт, — сказала она прямо. — За границей. На несколько лет.
Сын нахмурился.
— И ты поедешь? — спросил он.
— Не знаю, — честно ответила она. — На работе тоже изменения. Мне предлагают либо понижение, либо увольнение.
Он молчал, глядя на свои ботинки.
— Я не хочу, чтобы вы с папой из-за меня или из-за бабушки отказывались от своих возможностей, — сказал он наконец. — Но и чтобы вы разошлись из-за этого, тоже не хочу.
— Мы не собираемся расходиться, — быстро сказала Наталья, хотя внутри у неё что-то дрогнуло.
— Мам, — сын посмотрел на неё. — Ты всегда всем помогаешь. Мне, бабушке, папе. А ты сама чего хочешь? Не в смысле «быть хорошей бабушкой» или «поддерживать мужа». А для себя.
Она не нашлась, что ответить. Сын вздохнул.
— Я не могу за тебя решить. Я могу только сказать, что если ты останешься здесь, я буду рядом. Если уедешь — будем созваниваться, приезжать. Но ты должна решить так, чтобы потом не было ощущения, что тебя заставили.
Эти слова застряли у неё в голове. «Чтобы не было ощущения, что тебя заставили».
На работе срок подошёл. В четверг начальник отдела кадров напомнил ей про заявление.
— Ты решила? — спросил он.
Наталья кивнула.
— Я хочу уйти по сокращению, — сказала она. — Не на понижение.
Он удивлённо поднял брови.
— Ты уверена? В твоём возрасте…
— Я уверена, — перебила она. — Если останусь, буду всё время думать, что держусь из страха.
Он пожал плечами и протянул ей бланк. Рука слегка дрожала, когда она подписывала. В этот момент она почувствовала не только страх, но и странную лёгкость, как будто долго несла тяжёлую сумку и наконец поставила её на землю.
Дома она рассказала мужу.
— Ты уволилась? — он смотрел на неё так, будто не верил.
— Меня сократят по закону, — поправила она. — С выплатами. У меня будет несколько месяцев, чтобы решить, что дальше.
— Ты хочешь поехать со мной? — спросил он.
Она покачала головой.
— Я хочу пока остаться здесь, — сказала она. — Я не готова сейчас уезжать. Мама, внук, всё… Я не смогу.
Он отвернулся к окну.
— То есть мы будем жить в разных странах? — в его голосе прозвучала обида.
— На какое-то время — да, — ответила она. — Но это не значит, что мы расстаёмся. Это значит, что мы оба пробуем жить так, как считаем нужным.
— Ты понимаешь, что может получиться так, что я там останусь? — тихо спросил он.
— Понимаю, — сказала она. — Но если я поеду с тобой только из страха тебя потерять, я всё равно тебя потеряю. И себя заодно.
Он молчал долго. Потом сказал:
— Я не знаю, как к этому относиться.
— Я тоже, — призналась она. — Но это мой выбор.
Первые дни после решения были странными. Она ходила на работу, как обычно, но теперь каждый документ, каждую подпись видела как что-то, что скоро перестанет быть её делом. Коллеги смотрели на неё с сочувствием и лёгким любопытством.
— Нашла уже что-то? — спрашивали.
— Пока нет, — отвечала она. — Думаю.
Вечерами она открывала сайты с вакансиями, смотрела на длинные списки требований: «возраст до сорока пяти», «знание английского», «готовность к ненормированному дню». Иногда ей становилось страшно. Тогда она закрывала ноутбук и шла мыть посуду, чтобы занять руки.
Муж тем временем оформлял документы. Приходили письма, он разговаривал по видеосвязи с будущими коллегами, читал договор. В квартире появились новые папки, распечатки, визитки с иностранными фамилиями.
Они жили как на чемоданах, хотя чемоданы ещё стояли в кладовке. Разговоры часто обрывались на полуслове. Иногда они ссорились по мелочам — из-за того, кто купил не тот хлеб, кто забыл выключить свет в коридоре. За этими ссорами скрывалось главное, о чём они оба боялись говорить вслух.
Однажды ночью Наталья проснулась от того, что не могла уснуть. Муж спал, отвернувшись к стене. Она встала, прошла на кухню и села за стол. На столе лежали его документы, открытый паспорт с визой.
Она посмотрела на фотографию мужа в паспорте. Лицо серьёзное, чуть напряжённое. Человек, который решил рискнуть.
Наталья представила его в чужом офисе, среди людей, говорящих на другом языке. Представила, как он возвращается вечером в пустую съёмную квартиру, разогревает себе ужин, смотрит в окно на чужие улицы. Ей стало его жалко. И в то же время она почувствовала уважение — к тому, что он не побоялся.
Она подумала, что их дороги действительно расходятся. Не обязательно навсегда, но сейчас. И это не чья-то вина. Просто у каждого свой страх и своё желание.
Через пару недель она получила на руки приказ о сокращении. Ей выдали трудовую книжку, расчёт, объяснили, какие документы нужно отнести в центр занятости. Она сложила всё в папку, аккуратно убрала в сумку.
Последний день на работе был тихим. Коллеги принесли торт, сказали дежурные слова. Она улыбалась, благодарила, обнималась. В кабинете, когда все разошлись, она провела рукой по столу, по клавиатуре, по спинке стула. Взяла свою кружку, пару ручек, блокнот.
Выходя из поликлиники, она остановилась у входа и оглянулась. Здание, в котором прошла почти половина её жизни, стояло так же, как и всегда. Только она теперь была к нему не привязана.
Дома она положила трудовую книжку в ящик стола, рядом с другими важными бумагами. На секунду задержала руку, потом закрыла ящик.
Муж улетал через неделю. Они поехали в аэропорт вдвоём. Сын предложил проводить, но она отказалась. Хотела, чтобы это было только между ними.
В зале вылета было многолюдно. Люди с чемоданами спешили, кто-то обнимался, кто-то нервно листал паспорт. Они сели за столик в кафе, заказали кофе. Говорить было почти не о чем.
— Ты уверена, что не хочешь поехать хотя бы на первое время? — спросил он в последний раз.
— Уверена, — ответила она. — Но я приеду в гости. Когда разберусь со своими делами.
Он кивнул. Потом достал из кармана ключи от машины и положил перед ней.
— Забери, — сказал он. — Мне там машина не нужна будет.
Ключи звякнули о стол. Наталья посмотрела на них. Ещё одна связка, ещё один кусочек их общей жизни, который переходил в её руки.
— Спасибо, — сказала она и убрала ключи в сумку.
Когда объявили посадку, они обнялись. Объятие было неловким, но тёплым. Она почувствовала его запах, знакомый до мельчайших деталей. Потом он ушёл к стойке, не оборачиваясь. Она смотрела ему вслед, пока он не скрылся за дверью.
Дорогу домой она почти не помнила. В метро было многолюдно, кто-то слушал музыку без наушников, кто-то громко смеялся. Наталья держалась за поручень и думала о том, что теперь у неё впереди.
На следующий день она пошла в центр занятости. Заполнила анкеты, сдала копии документов, выслушала инструкции. Ей предложили несколько вакансий, от которых у неё внутри всё сжалось: оператор колл-центра, продавец-консультант, делопроизводитель в школе с маленькой ставкой.
— Мы будем подбирать вам варианты, — сказала женщина за столом. — Но вы тоже смотрите сами.
Наталья кивнула. Она понимала, что чудес не будет.
Вечером она долго ходила по квартире. Вещи мужа напоминали о нём — рубашки в шкафу, книги на полке, его чашка на кухне. Она не стала ничего убирать. Пусть пока будет так.
Она села на кухне, включила настольную лампу. На столе лежали её ключи — от квартиры, от дачи, от почтового ящика. Рядом — новые, от машины, которую теперь она могла использовать как захочет.
Она взяла в руку всю связку. Металл звякнул, ключи переплелись. Наталья повертела их, пытаясь понять, что она чувствует. Страх никуда не делся. Будущее всё ещё казалось туманным. Но к страху добавилось что-то ещё — тихое ощущение, что теперь она вправе сама решать, какие двери открывать.
Телефон завибрировал. Пришло сообщение от мужа. Короткое: он долетел, заселился, завтра первый день на работе. Потом фотография вида из окна — аккуратные домики, ровная дорога, голые деревья.
Наталья посмотрела на фото и ответила. Пожелала удачи, спросила, как дорога. Они обменялись ещё парой фраз. Разговор получился сухим, но в нём было какое-то новое равновесие. Как будто они оба понимали, что теперь каждый идёт своей тропинкой, но тропинки пока ещё пересекаются.
Ночью она снова не спала. Но теперь это было другое бессонье. Не от паники, а от того, что мысли искали новые ходы. Она думала о том, что может подучиться — не ради карьеры, а чтобы не застыть. Может быть, курсы по работе с пожилыми людьми, может, что-то связанное с документооборотом в частных клиниках.
Утром она проснулась раньше будильника. На кухне заварила чай, открыла ноутбук и стала смотреть курсы в интернете. Некоторые казались ей смешными, некоторые — слишком дорогими. Но среди них нашлись и такие, которые вызывали интерес.
Потом она оделась и поехала к маме. По дороге зашла в магазин, купила продукты. На кассе, расплачиваясь, поймала своё отражение в стекле холодильника. Лицо уставшее, но в глазах было что-то живое, внимательное.
У мамы они пили чай, обсуждали цены, погоду, новости. Мама ворчала, что таблетки подорожали. Наталья слушала и думала о том, что будет дальше. Она не знала, как сложится её жизнь через год, через пять. Может быть, она всё-таки решится поехать к мужу. Может быть, найдёт работу здесь, ближе к дому. Может, сменит сферу и начнёт помогать таким же, как она, людям среднего возраста, которые не знают, куда двигаться.
Возвращаясь домой, она поднялась по лестнице пешком, не пользуясь лифтом. На площадке остановилась, достала ключи. Немного помедлив, выбрала нужный и вставила в замок. Дверь поддалась легко.
Она вошла в квартиру, сняла обувь, повесила пальто. В коридоре было тихо. В этой тишине не было пустоты. Скорее пауза перед чем-то новым, ещё не оформленным.
Наталья прошла на кухню, налила себе воды и села к окну. За стеклом серый февраль постепенно уступал место свету. Она смотрела на двор и думала не о том, где именно она будет стареть — в этом районе, в другом городе или в другой стране. Она думала о том, что у неё есть право выбирать, как прожить те годы, которые впереди.
Эта мысль не принесла ей счастья. Но принесла спокойствие, в котором было место и для страха, и для надежды. Этого оказалось достаточно, чтобы сделать следующий шаг, пусть пока и небольшой.
Она допила воду, встала, взяла со стола ключи и повесила их на крючок у двери. Звук был коротким и ясным, как точка в конце длинного предложения, после которого можно начать новое.
Ваше участие помогает выходить новым текстам
Если вам близка эта история, поставьте лайк и напишите, что задело вас больше всего — живые отклики очень нас поддерживают. Расскажите о рассказе тем, кому он может понравиться. А ещё при желании можно помочь авторам через кнопку «Поддержать». Огромное спасибо каждому, кто уже помогает нашему проекту. Поддержать ❤️.