В зале регистрации было светло, но свет казался усталым: лампы под потолком давали ровное белое сияние, от которого не становилось уютнее. За широкими окнами — серое, почти однородное небо позднего межсезонья; на стекле у входа виднелись разводы высохших капель дождя. Очередь к стойкам регистрации тянулась змейкой вдоль натянутых лент. Люди двигались медленно, иногда поглядывая на электронные табло и часы над стойками.
Вера стояла примерно в середине этой очереди, держа перед собой небольшой чемодан и сумку через плечо. Ей было сорок пять — возраст хрупкого равновесия: многое уже позади, а впереди только неопределённость. Она привыкла всё решать сама, хотя в последнее время это давалось с трудом. Сегодня она летела не просто так — переезд был задуман давно, но именно сейчас пришёл тот момент, когда отступать стало невозможно. В новом городе её ждал пустой съёмный угол и работа по контракту; здесь оставались привычные улицы и несколько знакомых лиц из прошлой жизни.
Очередь двигалась рывками: кто-то впереди спорил с девушкой у стойки из-за багажа, сзади слышались короткие разговоры о времени вылета и пересадках. Вера машинально проверила телефон — сообщение от риелтора оставалось непрочитанным уже пару часов.
Позади неё стояла женщина чуть старше — лет под пятьдесят пять или шестьдесят. Тёмная куртка аккуратно застёгнута до подбородка, шарф плотно обмотан вокруг шеи; на руке дорожная сумка с биркой авиакомпании. Женщина старалась держаться спокойно: взгляд её то скользил по табло вылетов, то задерживался на чужих лицах в очереди.
Вера невольно встретилась взглядом с этой женщиной именно тогда, когда очередь снова замерла у ленты ограждения.
— Простите… Вы на какой рейс? — спросила женщина негромко, чуть кивнув в сторону табло.
Вера опустила глаза к своему билету:
— На Самару… Номер двести сорок восемь, вечерний вылет. А вы?
— Мне тоже туда же… Только я вот никак не могу привыкнуть к этим всем процедурам, — ответила женщина, натянуто улыбаясь.
Они обе замолчали: вроде бы сказано достаточно для первого контакта между незнакомыми людьми в общем потоке ожидания. Но очередь стояла плотной массой, куда спешить было бессмысленно; вокруг мелькали лица — усталые или напряжённо-равнодушные.
Справа кто-то поправлял ремень чемодана, слева юноша громко жаловался родителям по телефону о задержке предыдущего рейса. Женщина позади Веры повернулась чуть ближе:
— Я Ольга… Простите за вторжение, просто всегда путаюсь в этих очередях…
Вера едва заметно улыбнулась:
— Ничего страшного… Тут все немного теряются — я сама всё ещё чувствую себя чужой каждый раз…
Пауза была короткой; им обеим стало легче от простого обмена словами среди безличной массы пассажиров.
Очередь снова двинулась вперёд сантиметров на тридцать-сорок; обе шагнули вместе со всеми остальными, каждая таща свою ручную кладь перед собой по полосе ковролина. За окнами начинало темнеть быстрее, чем хотелось бы: март словно спешил уступить место апрелю без особого сопротивления.
На электронном табло появилось новое объявление о начале регистрации другого рейса; их же номер горел прежним жёлтым цветом без всяких изменений статуса. «Наверное, придётся ещё постоять», — подумала Вера, и слова сами вырвались наружу.
Ольга откликнулась мягко:
— Я всегда нервничаю перед полётами… Особенно теперь, когда есть повод волноваться больше обычного.
Она посмотрела куда-то поверх голов людей вперёд — будто искала там что-то важное среди одинаковых силуэтов.
Вера, почувствовав этот взгляд, вдруг решилась спросить:
— У вас там кто-то ждёт?
Ольга кивнула, чуть отвела глаза:
— Сын. Мы не виделись несколько лет… Не знаю, как встретит. Всё это время я думала: может, не стоит мешать его жизни, а теперь — вот лечу. Сердце колотится, как у школьницы.
Вера слушала внимательно, не перебивая. Внутри у неё тоже гудело что-то похожее — не страх, а скорее ожидание, к которому невозможно привыкнуть. Она вдруг почувствовала, что может сказать больше, чем обычно позволяла себе с незнакомыми людьми:
— Я переезжаю. Тоже страшно. Всё своё оставляю здесь — и привычки, и людей. Даже не знаю, получится ли начать заново.
Ольга тихо усмехнулась:
— Наверное, мы обе что-то оставляем сегодня. Только вы — прошлое, а я, может быть, гордость. Или обиду.
Вера кивнула, ощущая, как между ними возникает невидимая нить — не из жалости, а из узнавания.
В это время из динамиков прозвучало объявление: задержка рейса на двадцать минут. По залу прокатилась волна недовольных вздохов, кто-то начал искать свободное место, чтобы присесть.
Вера и Ольга остались стоять. Ольга поправила шарф, словно собираясь с мыслями:
— Я долго думала, стоит ли лететь. Сын давно не писал, и я не знала, как он ко мне теперь относится. Иногда кажется, что проще ничего не менять, чем рисковать снова быть отвергнутой.
Вера почувствовала, что ей хочется поддержать Ольгу, хотя бы взглядом. Она сказала негромко:
— Иногда перемены — единственный способ почувствовать себя живой. Я тоже боюсь, что не справлюсь, что всё окажется зря. Но если не попробовать, останется только сожаление.
На мгновение обе замолчали. Вокруг становилось всё прохладнее, люди кутаются в шарфы, кто-то достал плед из ручной клади. За окнами уже почти стемнело, отражения людей на стекле стали заметнее.
Ольга вдруг сказала чуть громче:
— Я всю жизнь думала, что должна быть сильной. Не просить, не навязываться. А теперь понимаю: сила — это, может быть, и есть возможность прийти первой, даже если страшно.
Вера посмотрела на неё с благодарностью:
— А я всегда боялась быть слабой. Но, наверное, слабость — это не идти навстречу переменам. Спасибо, что сказали это.
Очередь заметно поредела, но между стойками регистрации и людьми всё ещё оставалось напряжение — теперь уже усталое, почти смиренное. Вера с Ольгой стояли рядом: после недавнего разговора тишина между ними не давила, а словно соединяла во что-то общее. Вера снова сжала ремешок своей сумки, чувствуя на ладони шероховатую ткань. Она думала о том, как просто оказалось озвучить вслух свои страхи — и как от этого стало чуть легче дышать.
Ольга перевела взгляд на электронное табло: их рейс всё ещё значился без изменений. Женщина опустила плечи, коротко выдохнула и вдруг улыбнулась Вере — по-настоящему, без натянутой вежливости.
— Спасибо вам… За то, что выслушали. Иногда чужой человек ближе всех остальных.
Вера кивнула — она понимала это чувство до самого дна. Некоторое время они молчали; где-то сбоку раздался характерный глухой звук колёс чемодана по плитке пола — кто-то поспешил к соседней стойке.
Громкоговоритель объявил: «Пассажиры рейса двести сорок восемь на Самару приглашаются пройти к выходу номер девять для посадки». Зал будто оживился: люди засуетились, зашуршали пакетами и одеждой. Вера взглянула на свой посадочный талон и почувствовала дрожь в пальцах — не страха уже, а предвкушения чего-то нового и необратимого.
Ольга медленно достала из внутреннего кармана телефон и посмотрела на экран — там было открыто непрочитанное сообщение сыну: короткая фраза «Я скоро приеду», которую она так и не отправила перед вылетом из дома. Ольга мельком взглянула на Веру:
— Наверное… стоит сделать первый шаг самой.
Она аккуратно набрала продолжение: «Если захочешь встретить меня у выхода — я буду рада». Несколько секунд держала палец над кнопкой отправки; затем решительно нажала и сразу убрала телефон обратно в сумку. Лицо её стало чуть мягче; Вере показалось даже — моложе.
В этот момент очередь потекла вперёд: люди плотной цепочкой двинулись к контролю безопасности. Разговоры перемешались с объявлениями о других рейсах; кто-то зевнул громко справа, закутываясь в шарф до самых глаз.
Вера подняла глаза к табло: название города назначения светилось ровно тем же жёлтым цветом — но теперь оно не пугало неизвестностью. Она отпустила внутренний якорь прошлого: то ли признание Ольги придало ей сил, то ли собственная решимость вдруг стала ощутимее именно сейчас — когда выбора больше не оставалось.
Женщины подошли к границе ленты ограждения перед контролём документов. Поток пассажиров начал разбиваться: кого-то звали сотрудники аэропорта для дополнительной проверки багажа; кто-то нервно искал паспорт среди бумаг.
— Может быть… мы увидимся ещё? — спросила Ольга тихо; её голос слегка дрожал от волнения или усталости долгого дня.
Вера улыбнулась тепло:
— Почему бы нет? Если захотите написать или позвонить…
Она быстро достала из бокового кармана сумки ручку и чистый билетик с рекламой авиакомпании:
— Вот мой номер телефона. Просто так… На всякий случай.
Ольга записала его себе в телефон молча; потом вдруг обняла Веру крепко-коротко одной рукой за плечи:
— Спасибо вам за этот вечер…
Вера ответила лёгким пожатием руки: слова оказались лишними среди общей суеты очереди перед выходом на посадку.
Когда их документы проверили и они разошлись по разным сторонам потока людей у выхода номер девять, обе замедлили шаги лишь ненадолго: некогда было останавливаться или оглядываться назад слишком долго. Где-то впереди уже торопливо двигалась группа пассажиров к рукаву самолёта; кто-то догонял их быстрым шагом с расстёгнутым рюкзаком наперевес.
Вера остановилась у стеклянной перегородки возле выхода: посмотрела сквозь отражения многочисленных фигур на перрон аэропорта за стеклом — там ночная прохлада растворялась в электрическом свете фар обслуживающей техники. Она сделала глубокий вдох: воздух был сухим и чуть прохладным от сквозняка через приоткрытую дверь для персонала рядом с выходом.
Достала телефон из сумки; короткое движение пальцем открыло чат со старым другом из прежнего города. Без долгих размышлений написала: «Я вылетаю», добавив точку вместо привычного многоточия — теперь никакой неопределённости не осталось внутри этой точки окончания фразы. Затем переключилась на новое окно сообщений с арендодателем будущей квартиры; быстро уточнила время приезда завтра утром и закрыла экран телефона сразу после отправки сообщения.
Ольга прошла через турникет последней из своей полосы очереди; её шарф был немного сбит ветром от двери выхода. Женщина аккуратно поправила его одной рукой прямо перед входом в телетрап — лицо её просветлело от облегчения завершённого ожидания. Телефон тихо завибрировал — сын ответил лаконично: «Буду ждать тебя». Ольга задержалась всего миг у края коридора — потом шагнула навстречу свету ламп вдоль рукава самолёта без оглядки назад; в каждом движении чувствовалась новая осторожная уверенность человека, принявшего решение самостоятельно, даже если это решение даётся нелегко спустя годы неопределённости и разрыва контактов.
За их спинами зал ожидания постепенно пустел, мерк свет над стойками регистрации, последние пассажиры спешили через контрольные пункты; большинство разговоров стихли, остался только далёкий гул техники где-то у взлётной полосы да редкие шаги сотрудников смены по полированному полу.
И вот уже обе женщины растворились среди других путешественников: каждая несла теперь своё облегчение дальше, за пределы этого зала искусственного света, навстречу тому новому дню, который начинался там, за ночными окнами аэропорта.
Как помочь проекту
Понравился рассказ? Оставьте комментарий, а при желании, сделайте свой вклад через кнопку «Поддержать». Сумма — на ваше усмотрение, от 50 рублей, это поможет писать новые рассказы для Вас. Поддержать ❤️.