Утро у Петра Сергеевича начиналось одинаково. Чайник загудит, радио на кухне зашипит и затараторит про пробки и погоду, в подъезде хлопнут две-три двери: люди на работу. Он уже давно никуда не спешил, но привычка вставать рано осталась, как и привычка обходить квартиру, проверяя, закрыт ли балкон, выключен ли газ, на месте ли ключи.
В девятиэтажке на краю города он жил больше тридцати лет. Знал, у кого какой звонок, кто хлопает дверью сильнее всех, кто вечно оставляет коляску на лестничной площадке. На его этаже было тихо. Тишина ему нравилась. Вечером он мог сесть в кресло, включить старый сериал, слышать, как за стеной кашляет соседка с конца коридора, и чувствовать, что дом живой, но не шумный.
В подъезде тоже всё шло по заведённому порядку. Объявления на стене он ровнял, если кто-то криво приклеит. Один раз даже сам купил скотч, перепечатал объявление про уборку и переклеил, чтобы без ошибок. На подоконнике между этажами стоял его фикус в пластиковой бутылке, обрезанной под горшок. Летом он выносил его на лестничную площадку, чтобы было не так мрачно.
В тот день, когда всё немного сдвинулось, он как раз поливал фикус. В подъезде пахло жареным мясом: снизу кто-то жарил котлеты, и запах тянуло вверх. Лифт дёрнулся, заскрипел, и двери открылись. Из лифта вышел парень с чемоданом на колёсиках и рюкзаком за спиной. Наушники в ушах, шнур тянется к телефону, из которого едва слышно просачивалась какая-то ритмичная музыка.
Парень остановился, глянул на номера квартир, потом на Петра Сергеевича.
— Здравствуйте, — сказал он, вынимая один наушник. — Подскажете, это двести тридцать седьмая?
— Двести тридцать седьмая — это через одну, — ответил Пётр Сергеевич. — У нас нумерация странная, не по порядку.
Парень кивнул, дёрнул чемодан. Колёса громко застучали по плитке. В коридоре стало тесно от его вещей, рюкзак задел Петра Сергеевича по руке.
— Ой, извините, — быстро сказал парень. — Я тут… заселяться.
Слово «заселяться» неприятно кольнуло. В двести тридцать седьмой жила вдова, Людмила Павловна, тихая, с кошкой. Недавно он слышал, что она собирается сдавать комнату. Видимо, вот он, квартирант.
Пётр Сергеевич вернулся в свою двести тридцать пятую, закрыл дверь и задержался в прихожей, прислушиваясь. За стеной кто-то двигал мебель, хлопали дверцы шкафа. Потом несколько раз звякнул дверной звонок — видимо, приехал ещё кто-то. Голоса были молодые, быстрые, с коротким смехом.
Он пошёл на кухню, налил себе ещё чаю. Чай был слишком крепкий, но он всё равно пил. В голове крутилась фраза Людмилы Павловны: «Ну а что, пенсия маленькая, пусть живёт, студенты же тихие». Тихие.
Вечером стало понятно, насколько «тихие». Сначала, когда стемнело, в коридоре зашуршали пакеты, хлопнула дверь. Потом за стеной заиграла музыка. Не громко, но с басом, который шёл прямо через стены. Пётр Сергеевич выключил телевизор, послушал. Бас бухал равномерно, будто кто-то стучал кулаком в грудную клетку.
Он посидел так минут десять, потом встал, подошёл к стене, постучал пальцами. Музыка не прекратилась. Он постучал сильнее. Через минуту бас стал тише, но не исчез.
— Тоже мне, — пробормотал он, возвращаясь к креслу. — Тихие.
Ночь выдалась беспокойной. В двенадцатом часу дверь на площадке хлопнула так, что вздрогнул даже его шкаф. Кто-то смеялся, кто-то шептался, ключи долго не попадали в замок. Пётр Сергеевич лежал в темноте и считал удары сердца. В голове всплывали слова из домового чата: «Уважаемые жильцы, давайте уважать друг друга и соблюдать тишину после одиннадцати». Это сообщение он сам когда-то пересылал.
Утром он открыл дверь и увидел в коридоре две пары кроссовок, одну куртку на вешалке, хотя раньше там висели только его и Людмилины вещи. Ещё стояла картонная коробка от пиццы, аккуратно прислонённая к стене.
Он посмотрел на всё это, постоял, потом вернулся в квартиру. Открыл на телефоне чат дома и стал набирать сообщение: «Уважаемые соседи, прошу не захламлять общий коридор и соблюдать режим тишины». Потом стёр. Написал: «Соседи, а кто поселился в 237? Ночью шум». Тоже стёр. В итоге отправил короткое: «Просьба не оставлять мусор на площадке».
Через пару минут кто-то ответил смайликом. Потом ещё один: «Это у кого мусор?» — «У нас чисто». Людмила Павловна в чате не появлялась, она вообще не любила эти переписки.
Днём он встретил её у лифта. Она держала в руках пакет с продуктами, из которого торчали батон и зелёный пучок укропа.
— Ну что, — осторожно спросил он, — жильца заселили?
— А, Ваня, — оживилась она. — Да, студент, айтишник. Вежливый мальчик. Ты не переживай, я с ним поговорила, чтобы не шумел.
— Ага, — сказал Пётр Сергеевич. — Вежливый.
Вечером, когда он пытался смотреть новости, за стеной опять заиграла музыка. Теперь уже с голосом, который тянул слова на английском. Пётр Сергеевич выключил телевизор, встал, надел тапки и вышел в коридор.
Он позвонил в Людмилину дверь. Музыка чуть приглушённо, но уверенно текла сквозь неё. Через пару секунд щёлкнул замок, дверь приоткрылась. На пороге стоял Ваня в футболке и спортивных штанах.
— Здравствуйте, — сказал Пётр Сергеевич. — Вы бы потише сделали. Время-то уже.
Ваня заморгал, вытащил наушник, который висел у него на шее.
— Ой, да, конечно, — быстро сказал он. — Извините. Я просто… в наушниках сидел, не заметил, что колонки включены. Сейчас убавлю.
— Лучше выключите, — сухо сказал Пётр Сергеевич. — Тут люди живут, не общежитие.
— Понял, — кивнул Ваня. — Больше не буду.
Музыка почти сразу стихла. Пётр Сергеевич вернулся к себе, сел в кресло. Но раздражение не уходило. «Не заметил, — думал он. — Как можно не заметить, что у тебя колонки орут?»
На следующий день к нему в дверь позвонили в самый разгар дневных новостей. Он открыл и увидел того же парня, теперь уже в джинсах и с ноутбуком под мышкой.
— Здравствуйте, — сказал Ваня, чуть смущённо. — Я тут… извиниться хотел за вчера. И спросить. У вас интернет нормально ловит? А то у меня что-то не подключается. Людмила Павловна сказала, вы тут давно живёте, всё знаете.
Пётр Сергеевич хотел ответить, что к его интернету никто не имеет отношения, но слова застряли. Ваня стоял, переступал с ноги на ногу, ноутбук прижимал к груди, как школьник тетрадь.
— Интернет… — протянул Пётр Сергеевич. — У меня по кабелю. Я сам-то в нём не очень. Что у тебя там не работает?
— Там этот… роутер, — Ваня чуть поморщился, будто от простуды. — Я пароль вбиваю, а он не подключается.
— Пароль от чего? — насторожился Пётр Сергеевич. — От моего, что ли?
— Нет-нет, — поспешил объяснить Ваня. — Я свой поставил, но Людмила Павловна сказала, что вы как-то мастера вызывали, когда у вас интернет пропал. Я думал, может, вы номер сохранили.
Вот это уже звучало разумно. Номер мастера он действительно где-то записывал, на клочке бумаги, который прицепил магнитом к холодильнику.
— Подожди, — сказал он и пошёл на кухню. — Как тебя звать-то?
— Ваня, — откликнулся парень из коридора.
— Я Пётр Сергеевич, — сказал он, возвращаясь с бумажкой. — Вот, попробуй сюда позвонить. Он тогда всё настроил.
— Спасибо большое, — облегчённо улыбнулся Ваня. — А то у меня учёба, без сети никак.
Он уже собирался уйти, но замялся.
— Если вам когда-нибудь… ну, с телефоном или с компьютером вдруг, — он поднял ноутбук, — я могу помочь. Я в этом понимаю.
— У меня всё работает, — отрезал Пётр Сергеевич. — Пока.
Ваня кивнул и ушёл. Дверь мягко щёлкнула.
Вечером, когда Пётр Сергеевич в очередной раз пытался разобраться, почему у него на телефоне пропали какие-то значки после обновления, он вспомнил Ванино предложение. Но гордость не позволила идти к нему. Он сам нажимал на экран, ругался на мелкие буквы, но в итоге только сделал ещё хуже: исчезли часы с главной страницы.
На следующий день в домовом чате разгорелась переписка. Кто-то пожаловался, что в подъезде валяются коробки от доставки, кто-то выложил фотографию кроссовок у двери. Пётр Сергеевич узнал Ванины. Под фотографией появилось сообщение: «Это жильцы 237, наверное». Потом ещё одно: «Соседи, давайте уважать пространство».
Он долго смотрел на экран, потом написал: «Надо бы лично поговорить, а не в чатах ругаться». Сам удивился, что написал это.
Через пару дней он возвращался с рынка с тяжёлой сумкой картошки, когда у подъезда увидел Ваню. Тот сидел на ступеньках, курил и смотрел в телефон. Рядом стоял картонный пакет с логотипом супермаркета.
— Курить у подъезда нельзя, — автоматически сказал Пётр Сергеевич, проходя мимо.
Ваня вздрогнул, спрятал сигарету за спину, потом всё-таки затушил её об урну.
— Простите, — сказал он. — Я отойду.
— Уже не надо, — буркнул Пётр Сергеевич. — Всё равно надышал.
Он поднялся по ступенькам, остановился, оглянулся. Ваня поднял пакет, закинул на плечо, догнал его у двери и молча придержал её, чтобы Пётр Сергеевич прошёл с сумкой.
— Спасибо, — нехотя сказал тот.
В лифте они поехали вдвоём. Лифт дёрнулся, как всегда, между третьим и четвёртым этажами, и Ваня машинально прижал пакет к себе, чтобы не задеть соседа.
— Вы давно тут живёте? — спросил он, глядя на светящуюся кнопку с цифрой «8».
— Давно, — коротко ответил Пётр Сергеевич.
— Я просто… — Ваня почесал затылок. — Не привык ещё. У нас дома частный дом, там как-то всё по-другому. Никто не пишет в чат из-за кроссовок.
— А как? — не удержался Пётр Сергеевич.
— Ну, если мешает — скажут. Отец мог тапком кинуть, — Ваня хмыкнул. — Но не фотку в чат.
Лифт доехал, двери открылись.
— Тут тоже сказать можно, — заметил Пётр Сергеевич. — Только сначала тапки убери, а потом уже спорь.
— Уберу, — серьёзно кивнул Ваня.
Через пару дней у Петра Сергеевича начались проблемы со счётчиком воды. Пришло уведомление от управляющей компании, что показания не переданы, начисление по нормативу. Он позвонил в диспетчерскую, ему объяснили, что надо срочно передать данные, иначе пересчёт. Он полез под раковину, посветил телефоном. Цифры на счётчике были мелкие, а спина тянула так, что в глазах темнело.
Он ругнулся, вылез, сел на табуретку. В голове всплыла Ванина фраза: «Если что, я могу помочь». Сначала он отмахнулся, но потом всё-таки встал, пошёл в коридор и позвонил в двести тридцать седьмую.
Дверь открылась почти сразу. Ваня был в наушниках, но в этот раз без музыки.
— Пётр Сергеевич? — удивился он.
— Ты говорил, разбираешься, — начал Пётр Сергеевич и сам понял, что говорит не о том. — В общем, мне надо показания снять и в интернете куда-то вбить. Не могу там разглядеть. Спина.
— Конечно, — оживился Ваня. — Сейчас только телефон возьму.
Он зашёл в квартиру Петра Сергеевича, аккуратно разулся в прихожей, поставил кроссовки ровно. Это движение почему-то особенно бросилось в глаза.
— Где у вас счётчики? — спросил он.
— Под раковиной, — вздохнул Пётр Сергеевич.
Ваня без лишних слов опустился на колени, посветил телефоном, продиктовал цифры. Потом сам же зашёл на сайт управляющей компании, ввёл данные.
— Готово, — сказал он. — Ещё смс придёт, что приняли.
— Спасибо, — сказал Пётр Сергеевич, чувствуя неловкость. — А то они там по телефону так объясняют, будто я программист.
— Они всем так, — усмехнулся Ваня. — У вас, кстати, приложение можно поставить, чтобы проще было.
— Не надо мне этих приложений, — отмахнулся Пётр Сергеевич. — Я в этих ваших… как их… не разбираюсь.
— Ничего сложного, — мягко возразил Ваня. — Хотите, покажу?
Он показал. Пальцы у него бегали по экрану уверенно, но аккуратно. Пётр Сергеевич смотрел, как на чужой фокус. В конце концов на экране появилась иконка с логотипом управляющей компании.
— Вот, — сказал Ваня. — В следующий раз просто сюда зайдёте. Там всё по шагам.
— Угу, — кивнул Пётр Сергеевич, не признаваясь, что половину не запомнил.
После этого случая он стал относиться к Ване чуть иначе. Всё равно раздражали его поздние звонки в дверь, когда к нему приходили друзья, раздражали запахи еды из-за стены, громкий смех. Но теперь к раздражению примешивалось странное чувство: словно он сам стал частью какого-то другого, более быстрого мира, хотя и не по своей воле.
Однажды ночью, уже ближе к двенадцати, за стеной начался особенно шумный разговор. Кто-то громко смеялся, кто-то включил видео на ноутбуке так, что реплики слышались через стену. Пётр Сергеевич сначала терпел, потом встал, надел халат и пошёл к двери. В домовом чате уже мелькали сообщения: «Соседи, что за шум?» «Опять 237?» «Давайте вызывать полицию».
Он стоял в коридоре, смотрел на эти сообщения и чувствовал, как злость поднимается, как давление в чайнике. Наконец он решительно нажал на звонок Вани.
Дверь открылась не сразу. Сначала стих смех, кто-то зашептал. Потом показался Ваня, с растрёпанными волосами, за его спиной мелькнули две фигуры — парень и девушка, оба примерно его возраста.
— Пётр Сергеевич… — начал Ваня, но тот перебил.
— Ты вообще время видел? — тихо, но жёстко сказал он. — Тут люди спят. Кому-то завтра на работу, у кого-то давление. Тебе самому-то нравится, когда за стеной орут?
Ваня опустил глаза.
— Извините, — сказал он. — Мы сейчас… разойдёмся. Я не подумал.
— Вот именно, — сказал Пётр Сергеевич. — Ты никогда не думаешь. Думаешь, что весь дом под тебя подстроится.
За спиной у Вани шевельнулась девушка.
— Мы уйдём, — сказала она. — Простите, правда.
— Ладно, — вздохнул Пётр Сергеевич. — Только чтобы без этого. В чат уже пишут, что полицию вызывать.
— Не надо полицию, — быстро сказал Ваня. — Всё, тишина будет.
Он закрыл дверь, и через пару минут действительно стало тихо. Но Пётр Сергеевич почему-то не почувствовал облегчения. В груди осталась тяжесть, будто он не просто соседу замечание сделал, а что-то сломал.
Через день, возвращаясь с почты, он увидел Ваню у мусоропровода. Тот стоял с двумя пакетами и задумчиво читал объявление о раздельном сборе отходов.
— Здравствуйте, — первым поздоровался Ваня. — Я тут… хотел ещё раз извиниться за шум. Мы правда не думали, что так слышно.
— Стены картонные, — буркнул Пётр Сергеевич. — Тут всё слышно.
Они замолчали. Пакеты шуршали в Ваниных руках.
— А вы… — вдруг спросил Ваня. — Вы один живёте?
Вопрос прозвучал просто, без подколки, но Пётр Сергеевич всё равно почувствовал, как внутри что-то сжалось.
— А тебе какое дело? — слишком резко ответил он.
— Никакого, — сразу отступил Ваня. — Просто… Людмила Павловна рассказывала, что вы давно тут. Я подумал…
— Думай про свои занятия, — оборвал его Пётр Сергеевич и пошёл к лифту.
В лифте он поймал своё отражение в тусклом зеркале. Седые волосы, морщины у глаз, губы сжаты. «Ну и зачем ты на него накинулся?» — подумал он. Но вслух не сказал ничего.
Через пару недель в подъезде случилась протечка. В субботу утром Пётр Сергеевич проснулся от странного звука: кап-кап-кап. Сначала он решил, что это в кране, но звук шёл не из кухни, а из прихожей. Он вышел и увидел, что с потолка у двери тонкой струйкой стекает вода, собираясь в лужу на коврике.
Он выругался, подставил таз, позвонил в управляющую. Там ответили, что аварийная бригада уже выехала, где-то на девятом прорвало. В домовом чате вспыхнули сообщения, фотографии мокрых потолков. Кто-то писал, что у него заливает проводку.
Пока он бегал за тряпками, в дверь позвонили. На пороге стоял Ваня, в руках у него была пластиковая миска.
— У вас тоже течёт? — спросил он.
— Уже, — вздохнул Пётр Сергеевич, показывая на потолок.
— У нас в комнате капает на удлинитель, — сказал Ваня. — Я выдернул всё, но всё равно страшно. Людмила Павловна поехала в управляющую ругаться. Я подумал, может, вам помочь что-то подставить или мебель отодвинуть.
Они вдвоём отодвинули шкаф от стены, подставили ещё один таз. Ваня ловко двигал тяжёлую мебель, не кряхтя. Пётр Сергеевич чувствовал, как ноет спина, но упрямо держался, помогал.
— Вам лучше не тянуть, — заметил Ваня. — Я могу сам.
— Я ещё не развалился, — отрезал Пётр Сергеевич. — Не дождётесь.
Когда аварийка наконец приехала и перекрыла стояк, вода перестала течь. Потолок остался в жёлтых разводах, коврик промок насквозь. Они с Ваней сидели на кухне, пили чай из разных кружек. У Вани были мокрые волосы, на футболке — пятно от ржавой воды.
— У нас дома, — вдруг сказал Ваня, глядя в окно, — когда крыша протекла, отец три дня ругался. Потом сам полез латать. А я уехал уже. Он мне потом только по телефону рассказывал.
— А чего уехал-то? — спросил Пётр Сергеевич, сам удивляясь, что интересуется.
— Учиться, — пожал плечами Ваня. — У нас в городе только техникум. Я в универ поступил, на бюджет. Родители сказали: «Езжай, не упускай». А тут… — он замолчал, подбирая слова. — Тут как-то всё чужое. Город большой, люди бегут, никто никого не знает. Я поначалу в общаге жил, там вообще дурдом. Вот сюда перебрался, думал, будет спокойнее.
— Спокойнее, — хмыкнул Пётр Сергеевич. — Нашёл.
Ваня улыбнулся краешком губ.
— Я стараюсь, правда, — сказал он. — Просто иногда… хочется, чтобы не как в музее было. А то тишина такая, как в библиотеке.
— А что плохого в тишине? — спросил Пётр Сергеевич.
— Ничего, — пожал плечами Ваня. — Просто… когда слишком тихо, начинаешь много думать.
Он замолчал, уставился в кружку. Пётр Сергеевич тоже посмотрел на свою. В тишине было слышно, как в соседнем подъезде кто-то сверлит стену.
— Ты, значит, айтишник, — сказал он, чтобы разрядить паузу.
— Ну да, — кивнул Ваня. — Программирование. Только я пока больше боюсь, чем умею. На первой сессии еле сдал. Думаю иногда: может, зря всё это. Вернулся бы домой, устроился куда-нибудь. Но тогда отец скажет, что я слабак.
— Отцы любят говорить, — вздохнул Пётр Сергеевич. — Мой тоже любил.
Он не стал рассказывать, как сам когда-то уехал из маленького посёлка в город, как жил в общаге, как таскал кирпичи на стройке по вечерам. Это всё казалось из другой жизни. Но в Ваниных словах он вдруг услышал знакомую ноту: страх не справиться.
После протечки они стали чаще пересекаться. То в лифте, то у почтовых ящиков. Иногда перекидывались парой слов. Ваня стал реже включать музыку громко, и если забывался, то сам же через пять минут убавлял, будто прислушивался к себе.
Однажды вечером, в начале зимы, когда за окном уже темнело к пяти часам, у Петра Сергеевича разболелось колено. Так, что он с трудом дошёл до кухни. Он сел, попытался встать — нога не слушалась. Таблетки лежали в комнате, на тумбочке, до которой надо было дойти.
Он посидел, выругался, потом достал телефон. В домовой чат писать не хотелось. Вызвать скорую — вроде не такой случай. В конце концов он набрал Ванин номер, который тот оставил, когда помогал со счётчиками.
— Алло, — отозвался Ваня.
— Это Пётр Сергеевич, — сказал он, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Ты дома?
— Да. Что случилось?
— Ничего, — соврал он. — Просто… зайди на минутку, если не занят.
Через минуту Ваня уже стоял в прихожей.
— У меня нога, — нехотя признался Пётр Сергеевич. — Таблетки в комнате, а я… не дойду, наверное.
Ваня без лишних вопросов прошёл, нашёл тумбочку, принёс таблетки и стакан воды. Потом ещё помог дойти до кресла, подложил под ногу подушку.
— Может, врача вызвать? — спросил он.
— Обойдётся, — отмахнулся Пётр Сергеевич. — Старые раны.
— Какие раны? — удивился Ваня.
— Да так, — усмехнулся он. — В молодости с лестницы навернулся. Теперь вот отзывается.
Ваня сел на край стула.
— Если что, вы мне звоните, — сказал он. — Я рядом всё равно. Я ночью часто не сплю, учусь.
— Учись, — кивнул Пётр Сергеевич. — Не то, что мы. Мы в твои годы только и знали, как кирпичи таскать.
— Зато вы теперь умеете с людьми разговаривать, — заметил Ваня. — А мы только в чатах ругаться научились.
Он улыбнулся, и Пётр Сергеевич вдруг тоже улыбнулся в ответ.
Зима вошла в дом тихо. В подъезде стало холоднее, на лестничной площадке тянуло от щелей в рамах. Люди начали реже задерживаться в коридоре, спешили в квартиры, к своим обогревателям и чайникам.
В начале января Людмила Павловна уехала на неделю к дочери. В домовом чате она написала, что если что, Ваня дома, можно к нему обращаться. Пётр Сергеевич прочитал это и усмехнулся: «Теперь он тут за старшего».
В один из вечеров, когда снег за окном падал крупными хлопьями, а на кухне у Петра Сергеевича потрескивал на сковороде лук, в дверь позвонили. На пороге стоял Ваня с пакетом в руках.
— Я тут… борщ сварил, — сказал он, чуть смущаясь. — Много получилось. Не выкидывать же. Возьмёте?
— Ты что, — удивился Пётр Сергеевич. — Сам ешь.
— Я уже, — улыбнулся Ваня. — А Людмилы Павловны нет, ей не отнесёшь. Вы же говорили, что супы любите.
Пётр Сергеевич не помнил, чтобы говорил, но спорить не стал. Взял пакет, в котором оказалась пластиковая банка с горячим борщом.
— Спасибо, — сказал он. — Только ты потом банку свою забери.
— Заберу, — кивнул Ваня. — Приятного аппетита.
Борщ оказался на удивление вкусным. Чуть пересоленный, но сытный. Пётр Сергеевич ел и думал о том, как странно всё устроилось: парень, который поначалу казался воплощением шума и беспорядка, теперь кормит его ужином.
Через несколько дней Ваня постучал к нему сам, с ноутбуком в руках.
— Пётр Сергеевич, — начал он с порога. — У меня к вам просьба. Там сегодня матч, наш играет. А у меня подписка не работает, что-то заблокировали. Людмила Павловна говорила, у вас кабельное ещё осталось. Можно у вас посмотреть? Я тихо буду, честно.
Пётр Сергеевич хотел сказать, что ему футбол уже не так интересен, как раньше. Но в глубине души шевельнулась какая-то давняя привычка: смотреть игры, ругаться на судью, спорить с комментатором.
— Заходи, — сказал он. — Только обувь снимай.
Они устроились в комнате, на старом диване. Ваня сел на край, почти не двигаясь. На экране бегали игроки, комментатор возбуждённо говорил о шансах команды. В перерыве Ваня сходил на кухню, вскипятил чай, принёс две кружки.
— Я думал, вы за другую команду болеете, — сказал он, когда на экране показали эмблему.
— А ты откуда знаешь, за кого я болею? — прищурился Пётр Сергеевич.
— У вас на шкафу шарф висит, — показал Ваня. — Старый, правда.
— Старый, — согласился Пётр Сергеевич. — Как и хозяин.
— Зато верный, — заметил Ваня.
Они смотрели матч, иногда одновременно вскрикивали от промахов, одновременно вздыхали. В какой-то момент Пётр Сергеевич поймал себя на том, что давно так не смеялся вслух.
После игры, когда они уже выключили телевизор, Ваня задержался у двери.
— Спасибо, — сказал он. — Я как дома себя почувствовал. У нас с отцом тоже так было. Только он больше ругался.
— Я ещё могу, — усмехнулся Пётр Сергеевич. — Просто при посторонних стесняюсь.
— Я уже не совсем посторонний, — тихо сказал Ваня.
Эти слова повисли в воздухе. Пётр Сергеевич не нашёлся, что ответить. Только кивнул.
Весна подкралась незаметно. Снег на детской площадке растаял, показался песок с прошлогодними фантиками. В подъезде стало пахнуть краской: управляющая компания наконец-то решила освежить стены. Маляр в замызганном комбинезоне мазал кистью по серым пятнам, не особо стараясь.
В один из дней, когда солнце уже светило в окна так, что на подоконнике у фикуса стало тепло, Людмила Павловна постучала к Пётру Сергеевичу.
— Это я, Пётр Сергеевич, — сказала она, едва он открыл. — Хотела посоветоваться. Ваня-то, наш, скоро, наверное, съедет. Экзамены, практика. Не знаю, сдавать ли дальше комнату. С одной стороны, деньги нужны, с другой… устала от этого всего.
— Съедет? — переспросил он, будто не расслышал.
— Ну да, — кивнула она. — Он говорил, что подыскивает что-то ближе к институту. Далеко ему от нас ездить. Ты как думаешь, брать потом ещё кого-то?
Пётр Сергеевич пожал плечами, хотя внутри у него будто что-то провалилось.
— Твоё дело, — сказал он. — Тебе с ними жить.
— Ну да, — вздохнула она. — Просто привыкла уже. Он хоть и шумит иногда, но не злой парень. А вдруг попадётся какой-нибудь совсем…
Она не договорила, но оба поняли.
Когда Людмила Павловна ушла, он сел на кухне и долго смотрел на фикус на подоконнике. Тот тянулся к свету, новые листочки разворачивались медленно.
Вечером он встретил Ваню у лифта.
— Говорят, съезжаешь, — сказал он, стараясь, чтобы голос звучал нейтрально.
— Скорее всего, — кивнул Ваня. — Нашёл комнату ближе к универу. Тут полтора часа в одну сторону выходит. А там — минут двадцать. Да и сессия скоро, надо поближе быть.
— Правильно, — сказал Пётр Сергеевич. — Молодым двигаться надо.
Они молчали, пока лифт ехал. Где-то на пятом этаже он остановился, двери открылись, но никто не вошёл. Потом закрылся и поехал дальше.
— Я вам… — начал Ваня, выходя на площадку. — Я вам пароль от вайфая оставлю, если что. Вдруг Людмила Павловна сдаст ещё кому-то, а вам надо будет. Или… если вы захотите, я могу вам свой старый роутер оставить.
— Мне и так хорошо, — отмахнулся Пётр Сергеевич. — Я уже к твоим этим приложениям еле привык.
— Ну, как скажете, — улыбнулся Ваня.
За оставшиеся две недели они ещё пару раз пили чай на кухне у Петра Сергеевича. То обсуждали новости, то спорили о том, какие фильмы лучше — старые или новые. Ваня иногда помогал донести тяжёлые пакеты из магазина, Пётр Сергеевич однажды починил ему расшатавшийся стул, показав, как правильно закручивать шурупы.
В день отъезда в коридоре снова появился чемодан. Ваня возился с замком, рюкзак уже был закинут на плечо. Людмила Павловна суетилась рядом, что-то напоминала про посуду и бельё.
Пётр Сергеевич вышел, остановился у своей двери.
— Ну, — сказал он. — Поедешь.
— Поеду, — кивнул Ваня. — Спасибо вам за всё. И за счётчики, и за футбол.
— За шум не спасибо, — буркнул Пётр Сергеевич, но без злости.
— За шум — извините, — серьёзно сказал Ваня. — Я правда старался меньше.
Они помолчали.
— Смотри там, — сказал наконец Пётр Сергеевич. — Не бросай учёбу. А то потом будешь, как я, по лестницам с тазами бегать.
— Не брошу, — пообещал Ваня. — Если что… — он замялся. — У вас же мой номер остался. Можете писать, если с телефоном что-то или с интернетом. Я постараюсь объяснить.
— Ладно, — кивнул Пётр Сергеевич. — Буду знать.
Лифт приехал, двери открылись. Ваня закатил чемодан, обернулся.
— До свидания, Пётр Сергеевич.
— Счастливо, Ваня, — сказал он.
Когда двери закрылись, коридор снова стал тихим. Слишком тихим. На вешалке висела только его куртка, на полу не было ни кроссовок, ни коробок. Пахло краской со стен и чем-то сладким, доносившимся снизу.
Вечером он сидел в кресле, слушал радио. В какой-то момент в комнате стало так тихо, что он услышал, как в батареях бежит вода. Он взял телефон, полистал контакты. Имя «Ваня» было где-то посередине списка. Он открыл чат, посмотрел на пустой экран. Потом набрал: «Как доехал?» и долго держал палец над кнопкой отправки.
В конце концов всё-таки нажал.
Ответ пришёл через пару минут: «Доехал нормально. Спасибо, что спросили». Потом ещё одно: «У вас всё тихо?» и смайлик.
Пётр Сергеевич усмехнулся.
«Тихо, — написал он. — Даже слишком». Потом добавил: «Не забывай, что тут люди живут, не общежитие», и тоже поставил смайлик.
«Буду помнить», — пришло в ответ.
Он положил телефон на стол и пошёл на кухню. Поставил чайник, достал из шкафа две кружки по привычке. Потом одну убрал обратно. Пока вода закипала, он выглянул в окно. Во дворе мальчишки гоняли мяч, кто-то выгуливал собаку. В соседнем подъезде хлопнула дверь.
Он налил себе чай, сел за стол. На подоконнике фикус тянулся к свету. Пётр Сергеевич посмотрел на пустой стул напротив и вдруг подумал, что, может быть, когда-нибудь кто-то ещё сядет на него. Не обязательно Ваня, не обязательно молодой. Просто кто-то, с кем можно будет поругаться из-за шума, попросить помочь с телефоном или вместе посмотреть матч.
Эта мысль почему-то показалась не такой уж страшной.
Он сделал глоток чая. В квартире по-прежнему было тихо, но тишина уже не казалась пустой. Скорее, как пауза между репликами, когда собеседник просто вышел на минуту и скоро вернётся, хлопнув дверью не слишком громко.
Как можно поддержать авторов
Каждый лайк и каждый комментарий показывают нам, что наши истории живут не зря. Напишите, что запомнилось больше всего, и, если не трудно, перешлите рассказ тем, кому он может быть важен. Дополнительно поддержать авторов можно через кнопку «Поддержать». Мы очень благодарны всем, кто уже рядом с нами. Поддержать ❤️.